Нет никакого сомнения, что, несмотря на меры, принятые недавно, чтобы вывести отсюда строптивое саксонское население, значительная часть его укрылась в своих жилищах и уцелела под мимолетным владычеством бодричей. Теперь эти саксы из врагов империи сделались ее оплотом и, как видно из событий, вскоре последовавших, горячо приняли к сердцу общее дело Германии против врагов-славян. Вероятно, император, отличавшийся удивительным духом организации, умел дать им правильное военное устройство и усилил их военными поселенцами, набранными в других областях саксов: по крайней мере, мы точно знаем об основании таких колоний в другой марке, учрежденной против балтийских славян, о которой мы только что упомянули. В Нордалбингской марке также построена была крепость; современный летописец не называет ее по имени, но не может быть сомнений, что она стояла на месте нынешнего Гамбурга. На это указывают события и документы ближайшего времени, а также предание, записанное в XI в. Карл не мог не понять важности этого места, как лучшей точки опоры для наступательных действий на север и восток от Эльбы, и хотел сделать из Гамбурга основную точку для преобладания Германии над прибалтийскими славянами и скандинавами: тут должна была, по его предначертанию, возникнуть немецкая митрополия для северных народов. Потому он, при разделении земли саксов на епархии, нарочно не причислил Нордалбингию ни к одной из новоучрежденных епископских кафедр на левом берегу Эльбы. В Гамбурге он заложил (кажется, около 810 года) церковь и для освящения ее вызвал из-за Рейна епископа Трирского, чтобы не дать соседним саксонским епископам предлога к притязаниям на Залабский край. Церковь эту он поручил какому-то священнику Геридагу, которого и предназначал к занятию будущей епископской кафедры в Гамбурге; на случай неприятельского нападения он пожаловал ему во Фландрии монастырь, где он мог укрываться на время опасности. Но Геридаг вскоре умер, и военные заботы в Нордалбингии помешали Карлу приступить к учреждению гамбургской митрополии. Его мысль осуществилась в царствование его сына. Пока нужно было думать еще только о военном утверждении в Нордалбингии. Неразумие бодричей помогло в этом Германии.

Предшествовавшие события еще недостаточно убедили их в опасности со стороны Запада. Они не обратили внимания на то, что Карл, которому они оказали столько услуг, не только не поддержал их во время опасности, но тотчас после нападения на них датчан вступил в мирные переговоры с королем Годофридом. Весь гнев их был направлен на их же братьев, велетов. Как только великий князь Дражко, воспользовавшись тишиной, наставшей после отплытия датского короля, возвратился в свое княжество, он стал готовить месть этим домашним врагам бодрицкого племени. Для этого он поспешил помириться с главным виновником беды, постигшей его и Бодрицкую землю, с датским государем, и даже дал ему в заложники своего сына, лишь бы Годофрид отказался от содействия велетам. Затем он заключил союз с другим исконным врагом своего народа, саксами, содержавшими военную линию на Эльбе, и саксы, действуя уже как подданные императора Карла, обещали бодрицкому князю вспомогательный отряд против прежних друзей своих, велетов (809 год). Замечательная перемена отношений, свидетельствующая о том, что саксы уже забыли свои прежние племенные распри и связи и стали представителями интересов Германской империи в славянских делах. Саксы в 809 году играют ту же роль на славянском Поморье, какую в 789 году играли франки, под предводительством Карла, в противодействии саксам: они теперь поддерживают ближайшую и слабейшую славянскую ветвь, против которой вели так долго пограничную войну, пока стояли на одинаковой с нею ступени племенного быта, и пользуются союзом с нею для нанесения ударов отдаленнейшей и сильнейшей ветви, главной хранительнице славянской независимости на Поморье.

Поход Дражко с отрядом саксов против велетов был весьма удачен. Они опустошили огнем и мечом Велетскую землю и возвратились оттуда с огромной добычей.

Затем Дражко выпросил себе еще большее подкрепление из саксонской марки и пошел войной на смольнян, которые, как мы знаем, отошли от союза бодрицких племен, и, заключив дружбу с врагами немцев, велетами и датчанами, нанесли в предыдущем году значительный урон войску Карла Великого. Бодричи и саксы взяли и разрушили главный город смольнян, который немецкая летопись называет Connoburg: предполагают, что он лежал на том месте, где ныне село Konow, близ городка Domitz, в южной оконечности Мекленбургии. Немецкое название Connoburg, вероятно, переделано из славянского Конёва.

Нет сомнения, что эта война велась не против одних только смольнян, племени слабого, занимавшего, как видно, малое пространство земли. Конечно, смольнянам помогали их соседи и постоянные союзники глиняне и другие ветви бодричей, не хотевшие повиноваться великокняжеской власти Дражко: иначе трудно было бы понять, почему бы Дражко, для борьбы со смольнянами, потребовал у Германии больших вспомогательных сил, чем для похода против могущественных велетов. Важное значение войны, которая велась тогда в крае смольнян, видно из того, что взятие их главного города повлекло за собой усмирение всех бодрицких племен: все они снова покорились Дражко, как своему общему князю.

Но это уже ни к чему не вело. Уже не вернуть было бодричам устья Эльбы и прежнего своего могущества. Германия более и более утверждалась в Нордалбингии и умножала тут свои военные силы, на пороге Балтийского поморья. Еще в том же 809 году император Карл велел собрать во Франции и Германии людей, годных к военному ремеслу, снабдил их оружием и всем нужным для переселения и отправил их морем из Фрисландии в устье Эльбы. Кажется, их водворение возложено было на верного слугу немцев, бодрицкого князя Дражко. Но судьба избавила его от тяжелой обязанности – готовить Германии новую силу к завоеванию его собственной родины. Он был убит в Рароге (известной нам торговой пристани бодричей) людьми, подосланными датским королем Годофридом. Император Карл поручил устройство переселения одному из своих графов, Огборту.

На реке Стыри, впадающей в Эльбу у самого ее устья, выбрано было место для сбора военных сил в Нордалбингии. Место это называлось Эзесфельд. Эгберт и другие графы (волостные начальники) саксов привели сюда вооруженных колонистов, и в марте 810 года приступили к постройке крепости Эзесфельдобург, которая теперь называется Jtzehoe (в западной Голштинии, на север от Глюкштадта). Этим Залабская марка получила окончательное утверждение. Она в предположениях Карла основана была столько же против датчан, сколько против славян, и кажется даже, что желание иметь пограничную точку опоры против датчан, которые начинали сильно тревожить Германию и Францию своими нападениями с моря, более всего побудило тогда Карла к военному занятию Нордалбингии.

Но в своих последствиях эта мера оказалась направленной почти исключительно против славян. С датчанами Германия мало-помалу ужилась: голос кровного родства был сильнее политического соперничества, и Дания вступила в братство западных народов. С балтийскими славянами Германия ужиться не могла, и братства между ними никогда не настало. Для балтийских славян военное занятие Нордалбингии Германией было роковым событием. Немецкий народ, который в 804 году совершенно удалился было за Эльбу, теперь переступил снова эту природную грань и опять обосновался на пороге славянского Поморья, в соседстве бодричей; но то не были уже независимые саксы, разделенные на мелкие племена и волости, а правильно устроенное военное поселение, сторожевой отряд сильного, завоевательного государства. И с тех пор немцы уже не возвращались за Эльбу, а шли вперед шаг за шагом, захватывая земли соседей своих, пока не овладели, наконец, всем славянским берегом Балтийского моря. И тут они не остановились, а шли все дальше и дальше, и успокоились только, когда знамя, водруженное Карлом Великим в Гамбурге и на Эзесском поле, развевалось в Ревеле и Нарве. Нельзя сочувствовать этому подвигу, как всякому насилию и истреблению народностей, но нельзя отказать в справедливой дани удивления железной твердости и настойчивости средневековой Германии: в IX и Х вв. ни слова не говорилось по-немецки на всем берегу Балтийского моря, а в XIV немецкий язык был господствующим от Голштинии до Финского залива.