Позже Жераль размышлял, что именно? Подумать стоило: не каждый алопогонный, да и солдат в целом, даже правитель располагал таким оружием. Да, если в мире детей навык вызвать симпатию просто помогал заводить друзей, то в мире взрослых он становился настоящим оружием.

Миаля неизменно слушали. Его присутствие смягчало острые моменты. Он отлично решал споры, находил компромиссы. А стоило ему, к примеру, ответить на уроке, как даже раздраженный наставник становился спокойнее, и остальным курсантам доставалось уже не так сильно.

У Грэгора Жераля было неважно с образным мышлением, с построением ассоциаций. Но он словно видел: внутри друга горит огонь. Не обычный рыжий, а белый, как снег. Горячий ровно настолько, чтобы согреть, не обжигая. Не горячéе. Зато… он никогда не гаснет.

Когда волосы Миаля потеряли цвет, а сам он скрылся от мира на маленьком острове, Жераль понял, насколько точной была ассоциация. А тогда, в детстве, просто безотчетно потянулся к этому огню.

Тянулся не только он. Миаля, как и самого Грэгора, полюбил Сопровождающий офицер, другие наставники, Вышестоящие. Как и сейчас, традиция собирать кружки любимчиков была в ходу. Но – это тоже поразило Жераля – Миалю это было не нужно. Он уважал каждого, кто учил его, но не сближался с ними. Любого другого курсанта подобная гордость лишила бы перспектив. Его же – нет. Наоборот, его стали ценить больше. За старательность и ответственность, за аккуратный строгий вид, за ровную речь и наблюдательность.

Он тоже казался старше своего возраста – но проявлялось это не так, как у Грэгора. В случае Миаля это была не злая взрослость одиночки. Взрослость кого-то, кто понимает и принимает любое человеческое существо, со всеми слабостями и странностями. Делает то, чему учат законы Син-Ан. Те, что кажутся такими простыми в детстве… и усложняются со временем.

В день знакомства Жераль уже понял: они обязательно будут дружить. Хотя бы попробуют. Все стаи рано или поздно распадаются, он это уже прошел, но… может, стая двоих продержится дольше?

710-й юнтан от создания Син-Ан. Близится Перевеяние

– Ты что-то перепутал. На меня это не действует, как на Сиша, нисколько не успокаивает. Скорее ты меня пугаешь.

Паолино оперся локтем на подушку, сел и начал протирать глаза кулаками. Жераль усмехнулся в ответ:

– По крайней мере, ты проснулся. Как себя чувствуешь?

– Терпимо. Намного лучше. Я…

Благодарю. Наверняка он хотел сказать именно это, но что-то заставило его осечься. Может, страх, непонимание и… Жераль слегка пожал плечами, в который раз обещая себе не задумываться, что именно происходит у Миаля в голове. В отличие от Мины, этот разум никогда не был для него открыт.

– Славно. Чем здоровее будешь себя чувствовать, тем лучше. Пьешь крововосстановительные? Я велел давать их тебе каждый день.

– Говоришь так, будто ты мой лечащий врач. Все лечащие врачи сначала приковывают к стене цепями?

Миаль неожиданно безмятежно улыбнулся. Жераль уже отвык от этой улыбки.

– Зачем ты здесь, Грэгор? – Длинные пальцы быстро отвели со лба несколько белоснежных прядей. – Давно меня не навещал. С тех пор как привез сюда ее.

– К слову, она еще здесь. И мы… неплохо поладили.

Он знал, что эти слова встревожат, поэтому не удивился и даже не шевельнулся, когда Миаль крепко схватил его за ворот и потянул на себя.

– Поладили?…

Жераль осклабился. Внезапный, бешеный, знакомый блеск выцветших глаз его весьма повеселил. И сила… сколько юнтанов Отшельник перекладывал бумажки в кабинете, а хватка-то оставалась прежней. И, конечно, Миаль знал, что делает. Это не была попытка задушить, оглушить, сбежать… Даже в миг ярости он дал себе мысленную оплеуху и сдержался. Схватил… просто чтобы сделать хоть что-то.

– Не психуй. – Жераль бесцеремонно ударил его по щеке. – Кстати, мне прекрасно известно, что ты пытался передать ей записку с часовым. Но их я подбирал сам, и ни один из них не купится на твою славу. Поверь, она поблекла, как и твои волосы. Даже сильнее. Отпусти меня.

Спустя мгновение, разжав пальцы, Отшельник снова откинулся назад. Утомленно прикрыл глаза, принялся вновь тереть веки. Его вид был почти жалким… но все же он неплохо держался. Жераль расправил примятый воротник, откашлялся и после промедления вновь подал голос:

– Надо поговорить. О ней – в том числе.

– Какими способами ты ее допрашивал?

Он уже не тер глаза. Просто сложил руки на коленях, сидел прямо и смотрел в упор, с трудом скрывая тревогу. Жераль двусмысленно хмыкнул, но тут же качнул головой:

– Люблю светленьких, Миаль, как ты мог заметить. А мои люди… о, для такого они слишком хорошо воспитаны, это проблема многих в данном городе. Благородная галантность распространяется как зараза, через дождь и воздух, так что…

– Грэгор. – Он смотрел почти умоляюще. Но снова – только почти.

Жераль подумал, что идея подходить к разговору постепенно не выдерживает никакой критики. Скривил губы, изображая скорее гримасу, чем улыбку, и сказал:

– Ее не допрашивали. В этом нет необходимости.

Миаль слегка побледнел, но его лицо не изменилось. Он кивнул и неожиданно горячо заговорил:

– Она ушла от этого. Ей больше это не нужно. Она…

– Поступила со своим поездом, как маленькая мерзкая предательница, и не жалеет об этом, потому что слишком дорожит кое-чем другим. – Он вздохнул. – Это я тоже понимаю.

– Серьезно?

Миаль напряженно застыл. Он почти не отличался от одинокого испуганного мальчика, которого Жераль когда-то увидел на подоконнике башенной комнаты. Просто вырос, не горбился и так рано поседел. Жераль сухо кивнул.

– Когда ее освободят?

– Ты задаешь неправильные вопросы. Стоило спросить, – в этот раз усмешка получилась едкой и острой, – что я хочу от тебя за ее свободу.

Они смотрели друг на друга, уже давно не отрывая взглядов, и это могло длиться долго. Никто бы не уступил. Вот только время неумолимо летело, и Жераль уже подумывал сдаться первым, когда…

– Сделаю все. Вот только я… не знаю, чем могу помочь тебе. Мне некого предавать.

Жераль еле сдержался, чтобы не отшатнуться и не зашипеть. Последних слов он не ожидал вовсе, и, в отличие от сказанного Миной несколькими часами ранее, они задели. Он вновь растянул рот в ухмылке, ощущая, как сводит скулы. Отшельник – как никогда чужой Отшельник – так и не опустил головы.

– О нет… – собственный голос звучал почти сладко. – Это в мои планы не входило. Даже твой оборванец, носящий серые погоны. Единственный, кого ты теоретически мог бы сдать…

Горло все же свело спазмом. Жераль быстро сглотнул, прежде чем продолжить, но, отстраненно слушая себя дальше, уже понимал: интонация безнадежно изменилась. Лир, будь он здесь, сразу учуял бы в ней боль.