Новая финансовая система должна была стать более эффективной и безопасной, чем старая, в которой доминировали бестолковые коммерческие банки, работающие с ограниченным диапазоном финансовых инструментов и неспособные удовлетворить все более разнообразные потребности в финансовых рисках. Считалось, что большая свобода договора повысит вероятность того, что участники финансовых рынков смогут придумать инновационные способы более эффективно оценивать риск и цену активов, что повысит стабильность системы.

Вероятность того, что новые финансовые инструменты могут оказаться слишком сложными для безопасного управления ими, даже не рассматривалась. Экономисты утверждали, что в условиях свободного рынка контракт будет подписан только тогда, когда договаривающиеся стороны четко поймут, какую выгоду они из него извлекут, особенно если речь идет о «чрезвычайно искушенных финансовых институтах, которые, судя по всему, лучше кого-либо способны защитить себя от мошенничества и неплатежеспособности контрагентов», как сказал, выступая в Конгрессе США в 1998 году, Ларри Саммерс, тогдашний заместитель секретаря казначейства[110].

Один из таких «искушенных» – некий Джо Кассано, в ту пору главный финансовый директор американской страховой компании AIG, выжившей осенью 2008 года только благодаря финансовой поддержке правительства США, – за шесть месяцев до краха заявлял: «Поскольку мы не ведем себя легкомысленно, нам сложно даже представить любой вариант развития событий, в результате которого мы потеряем хотя бы доллар в любой из сделок [по CDS]».

Регулирующие органы разделяли эту веру в непогрешимость рынка. Когда «пузырь» на рынке недвижимости США достиг максимальных размеров, ключевые политики продолжали отрицать, что это именно пузырь. В июне 2005 года, признавая присутствие «признаков пены на некоторых местных рынках», Алан Гринспен, тогдашний председатель Федеральной резервной системы, заверил членов Конгресса США, что «пузырь цен на недвижимость для нации в целом представляется маловероятным». Спустя несколько месяцев, в октябре 2005 года, Бен Бернанке, в то время председатель Совета экономических консультантов при президенте Джордже Буше и председатель Федеральной резервной системы в период с февраля 2006-го по январь 2014 года, заявил в своем выступлении перед Конгрессом, что 25-процентное увеличение стоимости недвижимости, которое наблюдалось в США в предыдущие два года, «в значительной степени отражает сильные основные показатели экономики страны».

Несмотря на эти заверения, пузырь на рынке недвижимости в США лопнул в 2007–2008 годах – цены были слишком высокими и, учитывая результаты работы лежащей в их основе экономки, больше не могли оставаться устойчивыми. Вслед за этим случился крах на рынках CDO и CDS, которые жили за их счет, что привело к крупнейшему финансовому кризису со времен Великой депрессии. Впоследствии появилось много информации, свидетельствующей о том, что «искушенные» финансовые институты Саммерса и уверенные в своей правоте регулирующие органы в действительности не понимали, что происходит.

Все это произошло из-за чрезмерного усложнения финансовой системы. При этом мы говорим вовсе не о том, что она стала чуть более сложной. Энди Холдейн, исполнительный директор по финансовой стабильности в Банке Англии, однажды отметил, что для того, чтобы полностью разобраться в том, как работает CDO{103} (один из самых – но не самый – сложных новых финансовых продуктов), потенциальный инвестор должен усвоить более миллиарда страниц информации{114}. Я уже сталкивался с банкирами, признававшимися, что они часто получали деривативные контракты, включавшие в себя несколько сотен страниц, прочитать которые, естественно, у них просто не находилось времени. Чтобы справиться с этим захлестывающим потоком информации, были разработаны сложные математические модели, но в итоге события продемонстрировали, что они в лучшем случае абсолютно непригодны, а в худшем – становятся источником ложного чувства контроля. Согласно этим моделям, вероятность того, что на самом деле произошло в 2008 году, была сравнима с выигрышем в лотерею 21 или 22 раза подряд{115}.

Общее дерегулирование финансового сектора характеризовалось более либеральным определением того, что такое легализованный финансовый контракт (например, разрешение индексированных деривативов), а также объединением, структурированием и значительным ростом торговли этими продуктами.

С начала 1980-х США, Великобритания, а затем другие страны смягчили требования или даже отменили широкий спектр нормативных актов в области финансовой деятельности: пруденциальное регулирование для коммерческих банков, особенно регулирование ликвидности и долговой нагрузки; предельные значения процентных ставок, которые могут взимать кредиторы; ограничения на виды активов, которыми имеют право владеть различные финансовые компании (например, существовавшие до 1980-х годов ограничения для сберегательных и кредитных учреждений США на выдачу потребительских кредитов и коммерческих ипотечных кредитов); правила о том, насколько интенсивным может быть кредитование (например, правила о соотношении цены дома к сумме кредита для ипотечных кредитов); а также смягчили, если не отменили, ограничения на трансграничное перемещение капитала (подробнее об этом говорится в главе 12).

Результатом стало широкое распространение связей между различными частями финансовой системы, чего никогда не было раньше. Это происходило не только в различных секторах – например, коммерческие банки и страховые компании слишком глубоко ввязались в торговлю деривативами, – но и в разных странах: первый признак возникновения проблем с американскими CDO в 2008 году заметили банки Германии и Швейцарии, которые купили эти бумаги. При таком усилении взаимосвязанности проблема, возникшая в одной части системы, быстро распространялась на другие части, значительно повышая нестабильность системы в целом.