Элпью засучила рукава и направилась к светящемуся дверному проему. В ту же секунду свет погас.

Элпью подбежала к двери и распахнула ее. Из мрака на нее бросился закутанный в плащ человек, в поднятой руке он сжимал большой нож, который сверкал, отражаясь в зеркалах.

— Берегитесь, графиня! — закричала Элпью. — Я с этим справлюсь.

Нож упал на пол, когда человек попытался уклониться от столкновения с Элпью. Та ткнула ему в лицо кулаком. Шатаясь, жертва сделала несколько шагов вперед, затем, поплотнее завернувшись в толстый черный дорожный плащ, метнулась через холл и побежала вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Элпью бросилась в погоню.

Графиня прислушалась к их топоту, разносившемуся по мощенной булыжником улице. Они направлялись к площади, где толпы гуляющих обеспечат таинственному незнакомцу великолепную возможность скрыться.

Когда все стихло, она тихонько подошла к кухонной двери и открыла ее. В комнате было тепло. В камине горел небольшой огонь. Графиня пошарила по столу, нашла свечу, которую совсем недавно задули, и зажгла ее от полена в камине.

На полу стояла фарфоровая ванна, полная теплой мыльной воды. На спинке ближайшего стула висело влажное полотенце.

Графиня заглянула в кастрюлю, висевшую над очагом. В ней тушилось, булькая и исходя умопомрачительным запахом, мясо. Самая что ни на есть домашняя картина.

Только одно нарушало гармонию — на столе рядом с пустой миской, наверняка приготовленной для мясной похлебки, лежали пистолет и розовая ленточка — знаменитый символ титиров.

Элпью оказалось не так уж сложно не отставать от беглеца. Сильный удар в физиономию злодея, без сомнения, мешал ему развить достаточную скорость. Но потом Элпью стали мешать обычные вечерние гуляки на площади. Она видела короткие черные волосы мужчины, мелькавшие впереди в свете высоко поднятых факелов, и шляпы и накидки вышедших развлечься людей, но, когда она миновала центральную колонну, беглец внезапно исчез. Она остановилась около палатки Панча и Джуди и огляделась. Мошенник растворился в толпе. Пьяная компания выкрикивала непристойности в адрес кукол, которые вопили вступительную песню к грубому представлению Панча.

Отвернувшись, Элпью сделала несколько шагов, и тут ее осенило. Это же куклы Валентина Верниша, а ведь его посадили во Флитскую тюрьму. Почему же представление все равно показывают? Она постояла минуту, наблюдая. Панч, как обычно, пел высоким гнусавым голосом:

Лежу, отдыхаю

И горя не знаю.

Приберег дубину

По дьяволову спину,

Если зайти пожелает.

Элпью зашагала прочь. Конечно, актерам это не нравится, но правда заключается в том, что незаменимых нет. А уж чего проще — найти замену кукловоду?

— О Господи, о Боже! — пронзительно кричал Панч, когда Элпью, все еще выискивавшая в толпе высокого темноволосого парня, заметила за колонной плотную группу титиров, которые прыгали и вопили. — Помяни нечистого, и он тут как тут...

Мистер Панч принялся колошматить дьявола, а Элпью ускорила шаги — кто-то попал в лапы титиров. Она попыталась протиснуться сквозь окружавшую их толпу, но жирный смуглый парень оттолкнул ее.

— Это не женское дело, птичка. Не суй сюда свой нос.

Работая локтями, Элпью продиралась вперед.

Молодчики пленили друга Сиббера — капеллана из Тауэра, его преподобие Фарквара, и толкали из стороны в сторону. Шляпу с него стащили, и теперь один из юнцов добрался до парика.

— Убивают! — кричал священник. — На помощь! На помощь!

— Он у меня! — провозгласил рыжий парень. — Кто-нибудь возьмите его церковную шляпу, она полетит как птица!

Как только один из нападавших заполучил шляпу, они, не церемонясь, отпустили священника и кинулись прочь. Они добыли что хотели.

Элпью стала помогать капеллану подняться. У нее за спиной юнцы бросали парик и шляпу преподобного Фарквара, стараясь надеть их на шар, венчавший колонну.

— Сегодня вечером вы не демонстрируете свои прелести джентльменам в партере, мистрис Элпью?

По своему обыкновению, Сиббер появился как из-под земли и тоже стал помогать священнику.

— Спасибо вам, сударыня. — Преподобный Фарквар отряхнул одежду, оглянулся. — Большинство людей слишком запугано этими хулиганами, чтобы прийти на помощь. — Он ощупал свою лысую голову. — Без парика я похож на монаха. Надеюсь, меня не растерзают какие-нибудь другие фанатики, приняв за католика!

— О нет, ваше преподобие! — ахнул Сиббер. — Ваша сумка, ваша сумка. Что они с ней сделали?

— Мои книги! — Священник поискал взглядом. — Эти паршивцы унесли мою сумку с книгами.

— Причем новую, — заметил Сиббер. — Этот рассеянный человек потерял прежнюю не далее, как на прошлой неделе!

Элпью огляделась. Сумки нигде не было.

— Сдается мне, ваше преподобие, что кто-то стащил ее под шумок. Возможно, даже не титиры, а какой-то мелкий воришка.

— Что ж, — продолжал священник, отряхиваясь, — не очень-то он с нее разбогатеет. — Он немного подумал, потом пожал плечами. — Она была набита книгами по истории, может, они принесут какую-то пользу тому, кто их украл. — Он улыбнулся. — Надеюсь, когда-нибудь я смогу отблагодарить вас, мадам.

— От Ребекки по-прежнему ни слуху ни духу? — поинтересовался Сиббер.

— Нет, — ответила Элпью. — Как и от ее угрюмой служанки Сары. Кажется, они обе исчезли. Вы их тоже не видели?

— Нам предстоит много работы, Колли, — сказал священник, одновременно сердечно пожимая Элпью руку. — Я уверен, что и мистрис Элпью есть чем заняться, кроме как стоять здесь и сплетничать о сбежавших актрисах. — Он взял Сиббера под руку, и мужчины направились в сторону театра.

Элпью сообразила, что надолго оставила графиню в темной и страшной комнате всего в нескольких шагах от отрубленной головы. Подобрав юбки, она бросилась бежать. Наверх Элпью поднялась через две ступеньки. Распахнула дверь на кухню и обнаружила свою госпожу сидящей за кухонным столом Ребекки. На коленях та держала ящик с бумагами и перебирала их, попутно прихлебывая теплый суп.

— Ты поймала его, Элпью, дорогая? — Графиня пошуршала в ящике, вытащив очередную пачку бумаг. — Ничего особенного. В основном рецепты тех дивных кушаний, которые она для нас готовила. Меня так и подмывает переписать их. Угощайся супом. Он восхитителен. — Графиня съела еще ложку.

— Вы не можете это есть, — в изумлении уставилась на нее Элпью.

— Почему нет? Вот он, горячий, а тот, кто его сварил, вообще не имел права здесь находиться. Мы хоть были друзьями бедной умершей женщины. — Она зачерпнула супу, подула на ложку, проглотила. — Этот юноша, наверное, из титиров. Посмотри. — Она взяла розовую ленточку. — И одет во все черное.

— Они, как обычно, бесчинствуют на площади, — сказала Элпью, наливая себе супу. — Однако его среди них я не видела. Он от меня ускользнул.