веду бой. Два щелчка в ответ. Что мог командир еще сказать?.. Ясно ж и так: бой, он и в Африке бой.

Перестали стрелять. Порохом сильно пахло.

Ветром несет пороховую гарь по ущелью в сторону Харачоя. Пусть разносит. Нашумели так, что и курить теперь можно в открытую.

Закурили.

И вдруг крикнул Володька Авдей:

— Пацаны, обходят!

Такое случается на войне. Не дураки же были бородатые.

Как-то в конце девяностых Тимоха смотрел кино, где бравый командир спецназа в гору на пулеметы вел своих солдат. Смешно было. Тимоха к тому времени уже повоевать успел в первую чеченскую кампанию. Очень было смешно, когда на пулеметы в лоб. Но то ж кино, понимал Тимоха. И было бы смешно, если боевики так и перли бы по-открытому, одной командой. На самом деле было не до кино теперь группе сержанта Тимофеева, сибиряка и потомственного ушкуйника. Вторая группа бородачей шла по склону. Когда началась стрельба, бородатые стали как и положено обходить позиции разведчиков. Но склон крутой, карабкаться по нему трудно, и требуется время. Если бы бой протекал чуть дольше, если бы Слоненок и Спирин были бы плохими стрелками, как пастухи из Харачоя, то бой закончился бы не в пользу ленинской разведки. Вышла передышка — времени хватило разведчикам, чтобы перегруппироваться для отражения атаки.

Еще Авдей кривой. Эх, Авдей…

Конечно, на войне случается такое — обошли их позиции.

И закусил Тимоха губу.

Слоненок со Спириным разворачивают «Утес». Тимоха, с Ежиком, завалившись в снег где пришлось, строчили без остановки. Нужно было задавить огнем наступавших — только успевали менять магазины. Секунды проходят — десять, тридцать, пятьдесят.

Они не удержались бы, если бы не Авдей…

Авдей в начале атаки с тыла, когда началась стрельба, вдруг присел неловко, подержавшись немного за грудь, будто отдышаться хотел, бросился к миномету и стал наводить.

До боевиков было метров двести. Расстояние сокращалось. Сто восемьдесят. Секунды неумолимо тикают вместе с автоматной трескотней. Сто шестьдесят, сто пятьдесят, сто сорок… Критическое расстояние для «Подноса» и минометного расчета. Совсем критическое!

Авдей клал мины по заранее обозначенным ориентирам.

Спохватившись будто, заработал «Утес».

Потом Тимоха удивлялся, когда обходили поле боя — как умудрился Авдей уложить мины на сто тридцать метров даже. Немыслимо было. Подумал Тимоха, что Авдей был минометчик от бога.

Стала захлебываться атака бородатых. Еще успел услышать Тимоха негромкое, будто робкое, захлебнувшееся в автоматном истеричном стрекоте, вое мин, грохоте разрывов: «Аллауху Акба-а-а… Алла…» Услышал Тимоха и залпы второй группы, что южнее располагалась по склону. Там тоже заметили бородатых и уже, в свою очередь, накрыли наступающих с тыла и флангов.

Мины сделали свое дело.

Бородачи отступили.

И горы слали проклятия на их головы, и горы выли волчьими голосами, что «так вашу мать, та-ак!». Может, это и не волки выли, а это Спирин со Слоненком вопили в две луженые солдатские глотки: «Ма-ать-перемать! размать!»

Слоненок достал из кармана галету.

— Аллах акбар.

И засунул галету в рот, стал хрустеть.

— Воистину акбар, — заржал Тимоха: — Ха-ха-ха, — закашлялся. — В горле першит. У тебя, Слон, не першит?

— Авдей красавчик!

Зашевелился народ. Поднимаются. Отряхиваются. Перещелкивают затворами: сразу же перестегивают опустошенные или ополовиненные магазины на снаряженные — мало ли чего будет впереди.

— Авдей! — позвал Тимоха. — Слышь, Авдей… Ты чего, Вовик?.. Слон, Авдея зацепило. Спирина быстро!

Володька Авдей кровью харкал. За время боя захаркал весь миномет, маскхалат свой захаркал. На брезенте, где оставалось с десяток нерасстрелянных мин, тоже была кровь его. Сколько было того боя по времени, кто же считал. Может, минуту всего, а может вечность.

Вышла тогда на ленинскую разведку многочисленная группа бородачей, превосходящая в численности в несколько раз. И если бы не Авдей…

Володька прижался к трубе миномета и вздрагивает, водит здоровым глазом, второй — стекляшка — глядит в одну сторону, не шевелится. Спирин просунул руку под разгрузку и сзади просунул в спине.

— Навылет.

Авдей молчит, кровью отплевывается. Пытается улыбнуться. Прошептал:

— Как, нормально, пацаны?

— Ниче, Вовик, навылет тебя. — Спирин разорвал маскхалат на Володьке, взрезает ножем разгрузку. Тимоха со Слоненком придерживают Авдея. Остальные бойцы выдвинулись вперед, заняли позиции стволами в сторону пастбища и редких на склоне деревьев, куда ушли бородачи.

Дырочка маленькая в груди у Авдея почти посредине, кровь вытекает несильно. Грудь у Авдея голая, безволосая. Спирин вколол ему промедола. Разорвал индивидуальный пакет и марлевкой прижал к ране, стал перевязывать. Авдей похрипел еще немного и затих.

— Авдей! Володька! Слышь, не отрубайся. Не спи!

— Чего он? — спросил Тимоха. — Ну, е… мать?!

Спирин прижался к Авдеевой груди ухом. Отнял голову — красное осталось на щеке у Спирина кровяное.

— Не дышит.

* * *

Военная колонна прошла мимо, как и договаривались.

Макогонов с нетерпением ждал начала стрельбы.

Они выбрались с кладбища. Паша Аликбаров шел первым по дороге с пулеметом. Искренне и просто смотрел Паша на мир перед собой, ни у кого даже не возникало сомнений, что помыслы Пашины могут быть не чисты. У Паши слезились глаза, причем оба сразу, наверное, попала пыль с кладбища. Усков заметил Паше, что это, наверное, с могилы «неотомщенного» попала пыль, что все не просто так, что «бог шельму метит». На что Паша отреагировал широченной простодушной улыбкой. Макогонов недовольно рыкнул, — чтобы «завязывали попусту базарить». Он теперь двигался вторым по шоссе. Замыкали Усков и Мельник.

Как и предполагал Макогонов, за поворотом был участок дороги, который прямо не обозревался: ни от туда — со стороны, где они прятались в засаде. Ни с другой — от шалинского направления. То есть вот он лесок, к шоссе прилегающий… Они прошли лесок. Паша недобро косился на гущу «зеленки», но и в такой момент нельзя было подумать, что Паша Аликбаров может на кого-то сердиться или, того хуже, застрелить. Усков сопел в спину. Из этого леска было реальнее всего вынырнуть и подсесть на проезжающую машину. Макогонов ускорился, и солдаты ускорили шаг. Прошли этот участок, свернули с дороги, остановились на обочине. Прятаться им теперь было бессмысленно. Теперь нужно открыто патрулировать — занять позицию, будто мобильный блокпост.

Паша перешнуровывает берцы.

— Ходи босиком, — предложил Усков, разглядывая гигантские Пашины ступни.

— Плавать можно без ласт. Или как на лыжах, — подумал вслух Мельник.

— Да уж, — не обиделся Паша, перематывал шнурки.

Макогонов переговорил по рации с Меткой. Метка сообщил, что «движение» в селе началось. И что с минуты на минуту нужно ждать «движение» на периферии.

Послышались наконец и выстрелы в горах. Канонада. Макогонов «затанцевал» на обочине. Прошел доклад от Тимохи, что они ввязались в бой