Её как будто приковало к стулу. Женщина побледнела, потом покраснела, потом — вновь побледнела, и всё это за считанные секунды. И нельзя сказать, что перспектива расставания с дочерью её так сильно обрадовала, как некоторых родителей, желавших, чтобы дети жили от них отдельно.

— Но как же… — подал голос Сергей Петрович, не менее удивленный. — У Василия же всего лишь однушка. Куда там детей? Вы же не станете снимать квартиру!

Мужчина повернулся было к Даниилу, но так и не решился сказать, что тот мог бы и оказать сестре посильную помощь. Котовский и так, насколько я понимала, довольно серьёзно помогал и Дане, и родителям, потому не испытывал ни малейшего желания покупать ей какую-нибудь большую квартиру.

— У меня есть кое-какие запасы, — промолвил Василий. — Мы решили приобрести квартиру в новостройке. Конечно, сначала придется потратить время на ремонт, и, возможно, мы не сразу сможем переехать прямо с детьми, будем просить вас посмотреть за ними, но… — он взглянул на Аню и Яну, притихших и смотревших на родителей большими, широко распахнутыми от удивления глазами. — Это вынужденная мера. Мы надеемся, что, когда вся ответственность ляжет на нас, целиком и полностью, будет гораздо легче наладить отношения.

— Я полноценно выйду на работу, — подтвердила Богдана, — а не буду на полставки. Всё равно, пока ремонт, девочки будут больше с бабушкой и дедушкой…

Я поразилась тому, с какой легкостью Богдана и Василий были готовы перекинуть ответственность за своих детей на двух пенсионеров, которые и так помогали им, чем могли.

— Но зачем же так радикально, — попыталась возразить Елена Владимировна. — Всегда можно подождать, возможно, подзаработать ещё денег, немного устроиться в жизни, а тогда уже и вылетать из семейного гнезда…

— Нет уж, — довольно грубо возразила Богдана. — Спасибо, я в твоем гнезде уже вдоволь насиделась. Вон, Данька выпорхнул, когда ему едва восемнадцать исполнилось, и ничего, сколько денег заработал! И от невесты его ты просто в восторге. А ко мне вечно одни претензии.

Нельзя сказать, что те претензии такие уж и беспочвенные, конечно, но я себе тоже не представляла, как можно до сорока лет жить с родителями под одной крышей и не стыдиться того, что пользуешься их деньгами, их помощью, даже не оставляя им альтернативы. Впрочем, если Богдана в самом деле собиралась оставить на пожилых родителей своих троих детей, то чему я удивляюсь?

— Мы уже спрашивали детей, — на всякий случай решила отсечь все возможные аргументы противников Богдана. — И они совершенно не против пожить с бабушкой и дедушкой. Правда, дети?

— Конечно, мама, — ответил сразу за всех троих Андрей, как самый старший, и мне почему-то стало не по себе от мысли, что детям не особенно и хочется жить со своей родной матерью.

Елена Владимировна не проронила больше ни слова. Она явно была сильно расстроена, даже глаз на дочь не поднимала, только хмуро покачала головой. Наверняка в этот момент женщина с трудом сдерживала слезы, настолько диким казалось ей решение Богданы.

Никто не рисковал заговорить. Даже Виталина, обычно не отличавшаяся ни толерантностью, ни умением вовремя закрыть рот, кусала губы, сдерживая желание что-нибудь ляпнуть, справлялась со сверхзадачей не произнести ни одной глупости пока что довольно успешно.

— Может, чаю? — нарушил воцарившуюся за столом тишину Сергей Петрович, надеясь вновь как-нибудь разбавить атмосферу.

— Тут не чай, — вздохнула Елена Владимировна. — Тут успокоительного бы, — она покачала головой. — Это же надо… И не придумать, и… — она махнула рукой.

— Так есть же успокаивающие чаи, — обратилась к женщине я, пытаясь хоть как-нибудь её отвлечь. — Меня вот Виталина угощала… Карпатским, — я застыла, осознав вдруг, что такое действительно имело место быть. Только вот подробностей я совершенно не помню. Но угощала же?

Я будто почувствовала на языке вкус того карпатского чая, странный такой, как будто у какого-нибудь лекарства. Но…

— Да? — удивился Даниил. — Угощала карпатским чаем… Надо же. Я что-то не заметил, чтобы вы в самом деле чаевничали… А не тогда ли ты его выпила, когда мы работали над проектом и ты вышла за кофе, чтобы не уснуть?

Я повернулась к нему, почувствовав себя в эту секунду самой последней идиоткой.

— Тогда, — прошептала я, и Котовский, кажется, с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться вслух.

— Какой карпатский чай? — удивилась Елена Владимировна. — Витася, ты с собой привезла? Так почему ж ты не сказала? Я так люблю чаи на травах!

Судя по тому, какими тусклыми, безжизненными в этот момент были глаза Елены Владимировны, плевать она хотела и на карпатский чай, и на Витасю, просто пыталась каким-то образом заполнить звонкую, почему-то вызывающую ужас тишину.

— О да, — подтвердила я, не удержавшись. — Ещё и такой вкусный чай! Я вот только каким-то удивительным образом совсем про него забыла.

— Мама, — оживилась Анечка, — а можно мне тоже вкусного чаю?

— Тебе нельзя, дорогая, — ответил вместо Богданы Даниил, — это специальный чай, для взрослых. Таким маленьким детям его не дают.

— Для взрослых? — ошеломленно произнесла Елена Владимировна. — Это ж на каких таких травах этот чай?

Хотя на самом деле детям можно далеко не все лекарственные травы, да и вообще это все сугубо индивидуально, женщина, кажется, правильно истолковала слова своего сына. По крайней мере, удивление, отпечатавшееся у неё на лице, говорило само за себя.

Елена Владимировна посмотрела сначала на меня, потом на Виталину, после воззрилась на своего сына, явно подумывая, не спросить ли у него в первую очередь, что происходит, но Даниил только поднял руки, будто сдаваясь.

— Я тут ни при чем! Карпатский чай не пил. Только наблюдал последствия. И вот мне очень интересно, Вита, на каких таких травах был этот чай… Или, например, знала ли Оля о том, какими будут последствия?

Конечно же, не знала! Если б я могла предположить, что невинная чашка чая…

Господи помилуй!

У меня складывалось такое впечатление, будто упоминание о чае сработало как самый настоящий триггер. Перед глазами моментально запрыгали не слишком приличные, хотя довольно приятные воспоминания о позавчерашнем вечере, когда я, кажется, была готова одним махом позабыть обо всех своих принципах и натворить такого, о чем, может быть, потом ещё очень и очень долго сожалела бы.

А потом я вспомнила, что все это началось после чая. И дернул же меня черт чаевничать с Витасей! Знала же, что от этой женщины не следует ждать ничего особенно хорошего, но, тем не менее, всё равно согласилась посидеть с нею, сделала несколько глотков… Хорошо, что не выпила больше. А то что тогда бы произошло!

— Да там ничего такого… — запнулась Виталина, очевидно, чувствуя себя не слишком комфортно под пристальным взглядом Даниила. — Просто… Просто мне хотелось, — она наконец-то придумала отговорку, которая показалась ей достойным, — чтобы Ольга больше раскрылась, вела себя естественно. А то она пришла такая зажатая, такая уставшая. Вот я и решила помочь!