— Шлюпка — это потом. А сейчас мы перебросим на трофейном самолете вот сюда, — ткнул барон пальцем в каменистый мыс в нескольких километрах от заставы, — двоих «норвежцев» и двоих тунгусов, а вместе с ними и ярангу. Еще километра полтора они пройдут марш-броском и где-нибудь здесь, буквально в двух километрах от заставы, маскируясь в скалах, установят свое жилище и образуют диверсионный пост.

— Я отправлюсь вместе с ним, — проговорил Кротов. — Хочу своими глазами прощупать этот пограничный форт, подступы к нему, взглянуть на остров. Осуществить этот рейд вместимость «Призрака» позволит.

— Позволит. Эти кабинки на крыльях… Остроумная задумка.

— Вершиной достижения рейда станет захват «языка». — Штабс-капитан вспомнил о Дятлове, которого ему когда-то рекомендовали как специалиста по захвату «языков». — Тогда мы получим полное представление о гарнизоне форта. А возможно, даже удастся превратить этого парня-«языка» в своего агента.

— Но вам никто не позволит рисковать секретностью базы, — угрожающе предупредил барон. — Если её рассекретят по вашей вине, я прикажу в одних подштанниках высадить вас на Северном полюсе.

— Вот как: в подштанниках на полюсе?! Оказывается, в историю покорения Арктики можно войти и таким образом, — прошелся взад-вперед по комнате штабс-капитан. Угроза его не испугала. Мало того, он мог бы признаться, что к форту и острову его влечет не столько военная необходимость, сколько любопытство. — Благодарю за оригинальность казни, господин барон. Правда, замечу, что подштанники — всего лишь излишняя щедрость.

— Было время, когда я согласился бы даже на такую высадку. Только бы оказаться на одном из полюсов. Не важно каком — Северном или Южном.

— Все было настолько серьезно? — искренне удивился Кротов. — Достижение полюса — как мечта?

— Что может быть серьезнее у человека, вся ранняя юность которого прошла под впечатлением «Дневника капитана Роберта Скотта», одного из первых, кто решился эту мечту осуществить?

— Слышать о Скотте приходилось. Дневников его никогда не читал. Однако детство, проведенное у полярного круга, позволяло мне написать свой собственный полярный дневник. Точнее, полярно-фронтовой. Ибо не приведи господь воевать в Заполярье. Где и просто выживать — уже подвиг, а уж если тебя загнали в окопы…

— Не богохульствуйте, Кротов: Роберт Скотт — и вы! Со своим полярно-фронтовым дневником.

— А как насчет дневника коменданта секретной германской базы в русском Заполярье? После войны издатели передерутся за право первой публикации.

— Причем самыми признательными читателями станут офицеры гестапо, — мрачно пошутил-напророчествовал барон.

И все же Кротов был признателен ему за упоминание о дневнике одного из первых покорителей Южного полюса. Вряд ли его скромные гимназические опыты стихосложения могли свидетельствовать о каких-либо наклонностях. Тем более что болезнью под названием «рифмоплетство» переболела большая часть их класса. Однако таланта для того, чтобы несколькими предложениями описать жизнь секретной базы в течение месяца, у него все же хватит.

— Сегодня же прикажу готовиться к перелету. Только бы там нашлось место для посадки. А что, почему бы не создать рядом с фортом свою базу, скажем, под кодовым названием «Викинг»? Используя при этом одну из оставленных тунгусами Великого Орка-иа яранг.

— Согласен, это всегда очень важно: прощупать, как вы говорите, своими глазами, — как ни в чем не бывало произнес фон Готтенберг. Все же в нем больше просматривался полярный исследователь, а не военный. — Но остальная часть гарнизона должна заняться завершением строительства базы.

— «Пиратский захват» судна «Томск» — всего лишь операция под кодовым названием «Разнообразие бытия», — заверил его Кротов.

— Это я к тому, что оставлять здесь на зимовку такой большой гарнизон нам не позволят.

Кротов удивленно взглянул на оберштурмбаннфюрера. Для него это была новость. Неприятная новость. Он-то решил, что численность гарнизона будет постоянной, а то и увеличится.

— Мне казалось, что инженерную группу заменят диверсионной и таким образом, наоборот, усилят гарнизон базы. Повысят его боеспособность.

— Во время недавней встречи я пытался убедить в этом командующего Стратегическими северными силами вице-адмирала фон Штингена.

Напомнив при этом адмиралу, что база «Норд-рейх» — как раз и есть то, что определяет стратегичность вверенных ему сил?

— Он сказал, что инженерная группа понадобится ему для создания еще одной базы.

— Нам инженерная группа больше не нужна. Понадобятся только авиамеханики и отчаянные диверсанты.

— Согласен, без инженерной группы вы уже способны обойтись. Однако на вопрос: будет ли пополнен гарнизон «Норд-рейха», командующий ответил уклончиво. Похоже, он уже весь поглощен идеей создания новых баз. Из этого, штабс-капитан, следует делать вывод…

— Считаете, что новая база будет создаваться еще восточнее нашей?

— Одна восточнее нашей уже создана. Правда, она специализируется по обслуживанию субмарин[46], тем не менее какой-никакой опорный пункт в тылу врага…

Старшина и политрук умолкли и какое-то время всматривались в забитую паковым льдом часть пролива. Отражаясь в ледяных полях, солнечное сияние сливало ее с небом, сотворяя удивительный лунно-туманный пейзаж, на фоне которого едва вырисовывались очертания островных скал.

— …Да, если бы не появление этого ледокола, вам пришлось бы провести на острове еще с неделю, не меньше, — вернулся младший лейтенант к прерванному разговору. — А застава, оказавшаяся на целую неделю без начальника, — это уже… повод для расследования.

От старшины не скрылось то, с каким полузлорадством-полуехидством Ласевич произнес это. Неужели донес бы об этом случае? — не поверил он. — А что, и донес бы. Политрук, как-никак, обязан по долгу службы. Тем более, что, убоявшись его доноса или доноса радиста, Загревский сам предпочел бы доложить о том, как оказался на острове и что там происходило. Особенно если учесть, что появление германского самолета застало его на Фактории. И тогда уже у Ласевича поинтересовались бы, почему он умолчал об этом происшествии.

«Черт возьми, — возмутился Ордаш, — а ведь доносов здесь боятся больше, нежели убийственных заполярных морозов и северного безмолвия, нежели этой границы безмолвия!»