При этой шокирующей мысли Лиз мгновенно попыталась сесть, но не смогла. Ноги были связаны в щиколотках, а запястья так же прочно связаны за спиной.

Дикий ритм сердца эхом стучал в голове. Лиз поняла очевидный факт, что Лоренс, якобы очаровательный джентльмен, у которого она выпила чашку горького чая, сначала усыпил ее, а потом доставил сюда. Но где это «сюда»? Не шикарный лондонский дом графа. Отдаленный звук шумной, но туманно знакомой музыки дал бывшей сыщице первый ключ. Она либо в «Веселом Зале», либо рядом с ним.

Этот факт и ее обнаженное тело не оставляли сомнений в уготованной ей судьбе. Более того, хитрые монстры, ответственные за это насилие, были мастерами своего дела, использовав естественные, сдерживающие женщину обстоятельства в качестве второго, невидимого, препятствия, которое удержит ее в плену. Если бы ей каким-нибудь образом и удалось освободиться от своих уз, даже такая смелая женщина, как Лиз, не побежала бы на улицу раздетая. Такой поступок был бы не отважным, а просто глупым. В этом низменном районе города кто поверил бы, что она герцогиня? И даже если бы и поверили, кому из бандитов и преступников, наводняющих эту часть города, дело до этого? Они скорее всего нашли бы прекрасной мысль низвести благородную женщину до своего уровня и подчинить своей воле.

На мгновение волны паники захлестнули Лиз холодящим чувством поражения. Ее наихудшие страхи воплотились в ужасную действительность. Если бы только она придала большее значение такой возможности, а не отбросила, как маловероятную, мысль о том, что кто-нибудь отважится на такую наглость, как похищение герцогини и продажа ее в белое рабство. Когда первые оглушающие волны паники прошли, Лиз призвала остатки своих обычных оборонительных способностей и подкрепила их несломленным мужеством.

Глаза Лиз постепенно привыкли к темноте, и она смогла по меньшей мере получить представление о крошечной комнатенке, в которой заключена. Отгоняя смятение мечом надежды, она начала молиться о том, чтобы каким-нибудь чудом найти чем прикрыть наготу, одновременно методически ища средство к побегу. Напряженно вглядываясь во мглу, она с радостным удивлением обнаружила, что в противоположной стене есть окно. Через несколько минут Лиз неохотно вынуждена была оставить мысль об окне как о возможном пути побега. Оно было слишком мало не только для нее, но и для кого угодно крупнее, чем только что начавший ходить малыш. Кроме того, с грустью признала она, между подоконником и улицей внизу ее вряд ли ждет какая-либо одежда. Но окно по-прежнему привлекало ее внимание.

Либо с момента ее приезда в дом графа собрались густые облака, либо ночь была безлунная – снаружи было очень темно. Но после упорного наблюдения она заметила появляющееся с разными промежутками времени свечение в нижней части окна. Сначала этот свет поставил ее в тупик, потом она подумала, что это может быть свет от открывающейся двери в «Веселый Зал». Когда загадка была решена, внимание Лиз переместилось.

В этой тюремной камере, казалось, не было ничего, кроме самой Лиз – и комочка чего-то небрежно брошенного в ближнем углу. Комочек явно не обещал орудия для обеспечения ее свободы. Лиз решительно отвергла мысль о неминуемом поражении. Однако холод брал свое. Пока она с отвращением смотрела на комок, перемежающийся свет из окна блеснул на каком-то предмете в его центре.

Лиз инстинктивно начала катиться, медленно и неуклюже, навстречу этому мгновенному отблеску. Но это сопровождалось такой волной боли и головокружения, что после трех оборотов она остановилась, боясь потерять направление. Другой, более близкий и яркий отсвет подтвердил, что она не отклонилась. Она стиснула зубами кляп и одной только волей заставила себя не обращать внимание на мучительный грохот в голове, продолжая катиться, пока наконец не уткнулась носом в черные перья своей модной шляпки. Обессиленная борьбой за преодоление ничтожного расстояния, Лиз упала духом, но заставила себя приподняться настолько, чтобы заглянуть в перевернутую шляпу, – вознаграждением было самое доброе из предзнаменований.

Брошенная, очевидно, пренебрежительно, внутри опрятного велюрового овала лежала драгоценная камея, изящная серебряная оправа которой поймала и отразила слабый свет; Лиз увидела в этом маяк надежды.

Поскольку руки у нее были связаны за спиной, Лиз не могла быть уверена, но чувствовала, что ее дорогое сапфировое кольцо и серьги были сняты и унесены так же, как и серый костюм и белье, созданные великим кутюрье Вортом. Очевидно, ее похитители с пренебрежением отнеслись к шляпе и талисману. Хотя в денежном выражении одежда и драгоценности стоили значительно дороже, для Лиз их утрата ничего не значила по сравнению с драгоценным подарком Грэя.

Мысль о Грэе снова зажгла бунтарский дух Лиз и укрепила решимость найти путь к освобождению… или по меньшей мере приготовиться помочь, когда он придет за ней. А он придет за ней. Он не произнес признания, но его поступки дали ей уверенность в его чувствах к ней. Секретный отчет, найденный Тимоти, показывал, что Грэй знает и о грязных руках графа, и о том, что «Веселый Зал» связан с отвратительной торговлей, в которой она только что стала товаром.

Лиз была уверена, что Грэй придет искать ее в мюзик-холл. Проблема была в том, что он, вероятно, наткнется на такую же глухую стену, что и они с Тимоти. Не имея несомненных доказательств ее присутствия именно в этом здании, он может подумать, что ее увезли в какое-нибудь другое место в мрачном лабиринте лондонских «муравейников», и поведет поиск вдали от того места, где коварные враги решили ее спрятать. Поэтому, несмотря на кляп и связанные руки и ноги, ее роль – найти способ подать ему сигнал.

Подобно знаку с небес, свет из окна снова превратил серебряную оправу камеи в светящийся овал. Лиз улыбнулась под кляпом. В этот момент талисман, дар Грэя, вдохновил ее на отчаянный план. Это потребует точного расчета времени и невероятной удачи, но Лиз чувствовала полную уверенность в успехе.

Оставив позади благополучие освещенных газом улиц, экипаж для слуг, без опознавательных знаков, все глубже забирался в район Хеймаркета. Внутри экипажа беспокойно ерзающий Тимоти все чаще взглядывал на своего кузена. В то время как его нервы напрягались все больше с каждым шагом лошадей вперед, Грэй с видимым безразличием смотрел в окно на сцены упадка и отчаяния. Он почти не разговаривал с того времени, как они оставили Хейтон Хаус; если бы не ссадины от зубов графа на костяшках пальцев Грэя, Тимоти начал бы подозревать, что вся эта сцена ему приснилась.

Из дома Хейтона они вернулись в Брандт Хаус. Грэй отрывисто объяснил логику обмена герцогского экипажа на служебный необходимостью защитить репутацию женщины, которую они собирались спасти. Когда они отправились снова, у каждого было по дуэльному пистолету дедушки Грэя – единственное огнестрельное оружие в городском доме герцога. И они оставили Анни утешать обезумевшую от беспокойства Дру, – странное сочетание.

Грэй чувствовал на себе взгляд молодого человека, но сейчас он проигрывал в уме различные варианты сценария похищения, с которыми они могли столкнуться, и не позволял себе отвлекаться. Как он сказал Тимоти, он не очень надеялся найти Элизабет в следующем месте их поисков. Над мюзик-холлом были комнаты для кратковременных развлечений постоянных посетителей с дамами полусвета, но было мало вероятно, что похитители его жены рискнут содержать ее, ценный товар, в таком, почти общественном месте.