– Дьявол получил горький урок, – сказала она. – Он был юным и наивным, а потому совершал ошибки: некоторые души смогли улизнуть от него в самый последний миг – буквально меж пальцами просочились, удрали через потайную дверь. Они спаслись благодаря любви, божественному милосердию и тому подобному. И дьявол в конце концов решил включить в пакт одну клаузулу, специальное условие о том, что по истечении установленного срока душа и тело будут передаваться ему без всяких оговорок, «и не будет никакого права на искупление, ни надежды на будущую милость Божию»… Эта клаузула, несомненно, включена в эту книгу.

– Что за мир, – бросил Корсо, – даже Люцифер должен идти на хитрости.

– А как же! Сами знаете, нынче предметом мошенничества становится все что угодно – даже душа. И клиенты дьявола норовят ускользнуть, не выполнив условий договора. Сатане это, разумеется, надоело.

– А что еще таит в себе книга?.. Что означают девять гравюр?

– В первую очередь, это загадки, которые надо разгадать, а их сочетание с текстом должно дать власть. То есть формулу для построения магического имени, которое заставит Сатану явиться.

– И что, получается?

– Нет. Сплошной обман. Книга поддельная.

– Вы сами убедились?

Казалось, Фрида Унгерн никак не ожидала от него подобного вопроса и даже слегка обиделась.

– Неужели вы и вправду можете представить меня, в моем возрасте… чтобы я стояла в магическом кругу и вызывала Вельзевула?.. Нет уж, увольте! Возможно, пятьдесят лет назад он и на самом деле походил на Джона Барримора, но… Все стареют! И потом, испытать такое разочарование, в мои годы?.. Я предпочитаю хранить верность воспоминаниям юности.

Корсо нацепил на лицо гримасу лукавого изумления:

– А я-то думал, что вы с дьяволом… Ваши читатели считают вас неутомимой и преданной своему делу ведьмой.

– Значит, они ошибаются. Дьявол – только ради денег, мои чувства тут роли не играют. – Она обвела взглядом комнату. – Состояние мужа я потратила на библиотеку и теперь живу исключительно на гонорары.

– И они, смею думать, не так уж малы. Вы ведь полновластно царите на полках книжных магазинов…

– Но и жизнь нынче дорога, господин Корсо. Очень дорога, особенно если для приобретения редких книг приходится обращаться за помощью к людям вроде нашего друга господина Монтегрифо… Сатана – отличная статья доходов по нынешним временам, только и всего. Мне уже стукнуло семьдесят, и у меня не осталось времени на глупые и бесполезные фантазии, как и на посещение клубов старых дев… Надеюсь, я доходчиво объяснила?

На сей раз улыбнулся Корсо:

– Очень доходчиво.

– Иными словами, если я сказала про эту книгу, что она поддельная, значит, я ее самым тщательным образом изучила… Там явно что-то не так: есть лакуны, пробелы. Я, разумеется, выражаюсь фигурально, ведь в моем экземпляре изъянов нет… Когда-то он принадлежал мадам де Монтеспан, любовнице Людовика Четырнадцатого, а та была рьяной поклонницей Сатаны и даже сумела ввести в придворные обычаи черную мессу… Сохранилось письмо, написанное мадам де Монтеспан к ее подруге и конфидентке мадам Де Пероль, и там она жалуется на бесполезность некоей книги, которая, как она подчеркивает, «содержит все необходимое, на что указывают мудрецы, но тем не менее в ней есть какая-то неточность, есть игра со словами, которые никому и никогда не удастся выстроить в нужном порядке».

– А кому еще она принадлежала?

– Графу Сен-Жермену[135], который продал ее Казоту.

– Что, Жаку Казоту?

– Да-да. Автору «Влюбленного дьявола», казненному в тысяча семьсот девяносто втором году… Вам, конечно, эта книга знакома?

Корсо рассеянно кивнул. Связи были настолько очевидными, что начали выглядеть неправдоподобными.

– Да, когда-то я ее прочел.

В дальних комнатах зазвонил телефон, в коридоре послышались шаги секретарши. Потом опять наступила тишина.

– Так вот, следы «Девяти врат», – продолжила баронесса, – теряются здесь, в Париже, в дни революционного террора. Есть пара позднейших упоминаний, но они очень смутные. Жерар де Нерваль в одной своей статье мимоходом говорит о книге: он якобы видел ее в доме друга…

Корсо неприметно моргнул за стеклами очков.

– Его другом был Дюма, – вставил он осторожно.

– Но Нерваль не уточняет, у какого именно друга. И я уверена, что потом никто больше собственными глазами книгу не видел, пока ее не выставил на продажу сподвижник Петена, и тогда я приобрела ее…

Корсо отвлекся, отдавшись размышлениям. Согласно легенде, Жерар де Нерваль повесился на шнурке от корсажа – корсажа мадам де Монтеспан. Или на шнурке мадам де Ментенон?.. Так или иначе, но невозможно избежать неприятной ассоциации со шнуром от халата Энрике Тайллефера.

Его размышления прервала появившаяся на пороге секретарша. Кто-то просил позвать к телефону Корсо. Тот извинился и двинулся между столами, между книгами и цветочными горшками в сторону холла. На угловом столике из ореха стоял старинный металлический телефонный аппарат, трубка лежала рядом.

– Слушаю.

– Корсо?.. Это Ирэн Адлер.

– Я догадался. – Он оглядел пустой холл; секретарша удалилась. – А я уж и не знал, что думать: часовой покинул свой пост… Откуда ты звонишь?

– Из табачной лавки на углу. За домом следит какой-то мужчина. Поэтому я здесь.

На миг у Корсо перехватило дыхание. Потом он зубами отыскал заусенец на большом пальце рядом с ногтем и дернул. Так, сказал он себе с шутовским смирением, рано или поздно это должно было произойти: тот тип стал частью пейзажа или, вернее, частью декораций. Потом он попросил ее, хотя заранее знал ответ:

– Опиши его.

– Смуглый, усы, большой шрам на лице. – Голос девушки звучал спокойно, в нем не было и намека на волнение или страх, на чувство близкой опасности. – Он сидит в сером «БМВ», припаркованном с противоположной стороны улицы.

– Он видел тебя?

– Не знаю, но я его вижу и сейчас. Он уже час как торчит здесь и дважды выходил из машины: в первый раз посмотрел имена на табличке у двери, там, где звонки, во второй купил газеты.

Корсо выплюнул откушенный крошечный кусочек кожи, потом сунул большой палец в рот. Ему стало досадно.

– Слушай. Не знаю, чего надо этому типу. Может, вы оба из одной шайки. Но мне не нравится, что теперь он так близко от тебя. Совсем не нравится. Быстро возвращайся в гостиницу.