– Зачем нужна бутылочка, если есть материнское молоко, – сказала она Лизе, и та с ней согласилась. – Оно скоро пропадет, потому что я теперь кормлю Марселинью не часто.

Обнаружив отсутствие Элены, Бранка тоже проследовала в комнату Марселинью.

– Я так и знала, что найду тебя здесь, – сказала она весело, приветливо, словно и не заметив, что Элена застегивает блузку у себя на груди. – Пойдем к столу! Надо выпить за Рождество, полночь ведь близится!

И лишь выйдя вместе с Эленой в коридор, все же не удержалась от замечания:

– Не думала, что ты еще кормишь грудью!

– Да я и не кормлю, – спокойным тоном ответила Элена. – Но когда выпадает редкая возможность, делаю это с огромным удовольствием, скрывать не стану.

– Ты забываешь о муже, Элена.

– Нет, не забываю. Но Марселинью сейчас нуждается во мне гораздо больше, чем кто бы то ни было.

– Заблуждаешься, Марселинью никто не нужен. Он живет в своем мире, перед ним открывается двадцать первый век! – с чрезмерным и оттого фальшивым пафосом произнесла Бранка. – Так что оставь мальчика в покое. Подумай лучше о себе и о муже. Ох, Элена, когда ты научишься быть счастливой?

Она очень старалась, чтобы ее настоятельная просьба походила на дружеское пожелание и добрый совет, но Элена прекрасно знала, что на самом деле скрывается за внешней доброжелательностью Бранки. И подтверждение этому получила уже на следующий день, когда Эдуарда рассказала ей о своей утренней ссоре с Марселу.

– Я не стал затевать столь неприятный разговор при гостях, – начал он тоном, не предвещавшим ничего хорошего. – Но сейчас мы можем объясниться без свидетелей. Твоя мать не разрешила няне покормить Марселинью из бутылочки.

– Я знаю, – ответила Эдуарда. – Но мама же была рядом с ним. Почему бы ей и не покормить?

– Потому что мы и с ней, и с тобой обо всем договорились!

– Мы договаривались, что я не буду звать маму к нам специально для кормления. И я этого не делаю.

– Ты нарочно изображаешь из себя дурочку? Я в принципе не хочу, чтобы Элена нянчилась с Марселинью! А она буквально преследует нас.

– Ты лучше вспомни, кто тебе рассказал о том, что мама кормила вчера Марселинью, – посоветовала Эдуарда. – И подумай, с чьего голоса ты поешь!

– С тобой невозможно разговаривать. Ты становишься несносной! – раздраженно бросил Марселу и удалился в свой кабинет.

Милена возвращалась из Нитероя счастливой и умиротворенной. Впервые в жизни она поняла суть той особой прелести, которая заключена в семейных праздниках. Это же так здорово, когда близкие, родные люди собираются за общим столом и, отбросив на время повседневные тяготы, просто радуются друг другу! И между ними возникает такая теплая, искренняя задушевность, какой Милена не испытывала прежде, но в ту рождественскую ночь она распространялась и на нее, не связанную с семьей Нанду кровным родством. Милене было внове ощущать себя там родной и любимой дочерью. Это было и приятно, и странно, так как Лидия не расточала по отношению к ней ласк и комплиментов, как это делает Бранка, желая выказать кому-то свою симпатию.

Но сдержанность и даже скупость Лидии в проявлении чувств стократ компенсировалась искренностью, проступавшей в ее взгляде, жестах, улыбке.

Как она обрадовалась приезду Милены! А потом встревожилась, узнав, что Милена не собирается встречать Рождество вместе с родителями:

– Они же расстроятся. Не следует обижать их, тем более – в такой праздник. Мне бы не хотелось, чтобы из-за Нанду ты опять поссорилась со своей семьей.

Когда же Милена сказала, что уже и так поссорилась, Лидия не стала больше говорить на эту тему и постаралась сделать все, чтобы гостья чувствовала себя как дома.

Лишь перед возвращением Милены домой осторожно, мягко попросила ее помириться с матерью.

И теперь Милена пыталась выполнить ее просьбу.

– Ты прости меня, пожалуйста, – повинилась она перед Бранкой. – Я вчера тебе надерзила.

– К твоим дерзостям я давно привыкла, – усталым голосом ответила Бранка. – Но добровольно поставить на себе эти клейма, словно ты животное, принадлежащее какому-то хозяину!..

– Да это всего лишь неловкая шутка. Я обманула тебя. Татуировки выполнены хной и скоро сотрутся.

– Слава Богу, хоть так, – с некоторым облегчением вымолвила Бранка. – А до той поры, пока они сотрутся, ты будешь ходить с этими позорными клеймами? Представь, я даже не осмелилась рассказать о твоей выходке отцу, потому что мне стыдно. Стыдно!

Милена подумала, что помириться с Бранкой будет нелегко, и грустно покачала головой:

– Если бы здесь было написано имя Франку или какого-то другого миллионера, ты бы не стыдилась. Наоборот, хвасталась бы перед подругами: «Надо же, как она его любит! Вы только посмотрите!» И те подпевали бы тебе в угоду: «Ой, какая прелесть!»

– Ты неисправима, – констатировала Бранка. – Я все думаю, где допустила ошибку, воспитывая тебя? Наверное, мы слишком много тебе давали всего, что пожелаешь, и поэтому ты сейчас не ценишь ни мать, ни семью.

– Я очень ценю семью, – возразила Милена. – Может, по этой причине я и поехала на Рождество к Нанду. У него настоящая семья, потому что там все искренне любят друг друга! У них была всего одна бутылка шампанского, причем не самого лучшего. Но более вкусного шампанского я никогда не пробовала! И кстати, это мать Нанду попросила меня с тобой помириться.

– Очень мило с ее стороны!

– Ты напрасно иронизируешь. Лидия искренне желает мне добра. И я благодарна ей. Ты знаешь, что это Рождество было самым лучшим во всей моей жизни?

– Что ж, ты, кажется, сделала выбор, – суровым, непреклонным тоном произнесла Бранка. – Жаль только, что тебе не удастся исполнить просьбу своей благодетельницы, так как я отказываюсь от дальнейшего участия в твоей судьбе. Живи как хочешь и на меня не рассчитывай. Даже если ты будешь тонуть, я не брошу тебе спасательного круга. Просто буду стоять и смотреть, как ты уходишь под воду. Не сомневайся, у меня хватит выдержки. Так что – с Рождеством тебя, моя дорогая дочка!

Ночью Элене снился кошмар: мертвый ребенок Эдуарды звал ее к себе, но когда она подошла к нему, то увидела, что это Марселинью… Тоже мертвый.

От собственного крика Элена проснулась, и вместе с ней проснулся Атилиу.

– Тебе опять приснился кошмар?

– Да. Прости, я не хотела тебя разбудить.

– О чем ты говоришь?! Разве дело в моем сне? Меня беспокоит, что наше общее горе не только не отпускает тебя, но, похоже, завладевает тобой еще больше. С каждым днем ты становишься все напряженнее, все глубже уходишь в себя. Я понимаю, что мать чувствует боль гораздо острее, нежели отец, но как-то же надо выбираться из этого состояния! Давай отправимся в поездку прямо сегодня. Куда бы ты хотела поехать?