— Спасибо, — кивнул Йен и, поклонившись, вышел. Полотняная сумка с подарком для Мэтью висела у него на плече.

Следуя указаниям Миранды, Йен поднялся на третий этаж и стал заглядывать в детские комнаты.

Отыскав сына, он несколько минут стоял неподвижно, глядя на него, такого маленького и беззащитного. Когда из сумки Йена донесся странный звук, Мэтью немедленно встрепенулся:

— Папа!

Йен с улыбкой скользнул в комнату, осторожно поставил сумку у стены и, подойдя к кровати, обнял ребенка.

— Я так горжусь тобой, Мэтью! Ты сегодня был очень храбрым, — прошептал он.

— Таким, как ты, папа?

— Еще храбрее. Как дядя Дэмиен, который сражался против Наполеона.

— Правда?

Йен кивнул, плотно сжав губы, боясь взрыва эмоций, туманивших глаза.

— Я никогда и никому не позволю тебя обидеть, сынок. Слышишь? Со мной ты всегда будешь в безопасности, чтобы ни пришлось для этого сделать.

— Знаю, папа. Дядя Алекс сказал, что этот скверный человек больше не вернется, потому что ты прогнал его!

Йен рассмеялся. Боже, благослови Алекса! Он всегда знает, что сказать ребенку!

— Итак, ты думаешь, Мэтт, все будет хорошо?

Малыш кивнул и положил маленькие руки Йену на плечи.

— Со мной — да, однако ты должен поговорить с мисс Джорджи. Она плакала, но не хотела, чтобы я знал. И все время отворачивалась.

— Поговорю, сынок, — кивнул Йен, сажая Мэтью на колени. — И я только что вспомнил, что должен сказать тебе что-то очень важное.

Мэтью откинул голову и внимательно уставился на отца.

— Старик Гиперион был сегодня молодцом. Он всполошил весь дом, едва ты попал в беду. Поэтому я решил, что есть одна вещь, которую просто необходимо иметь любому мальчику.

— И что это? — пропищал Мэтью.

— Загляни в мою сумку — и увидишь сам, — ответил Йен с таинственной улыбкой.

В глазах Мэтью вспыхнуло любопытство. Соскользнув с колен отца, он подбежал к парусиновой сумке.

— Осторожно, — предупредил Йен.

Встав на колени, Мэтью удивленно ахнул и осторожно вынул подарок.

— Это щенок! Папа, можно взять его себе?

— Конечно. Ведь я для этого его и принес. Мэтью восторженно рассмеялся.

— Он не вырастет таким огромным, как Гиперион, так что ты не сможешь ездить на нем верхом. Но мистер Тук сказал, что эти собаки очень умные. От спаниеля он унаследовал беззаветную преданность, а храбрость у него — от терьера.

— Он лучший щенок в мире!

— И к тому же твой. Как ты его назовешь?

— Робин, — не колеблясь ответил Мэтью.

— Робин? — поразился Йен, хотя вовсе не думал протестовать. — Прекрасно. Робин так Робин. А теперь, малыш, вам с Робином нужно поспать.

Он откинул одеяло, и Мэтью проворно залез в постель. Щенок немного повозился, прижался к новому хозяину и засопел. Мэтью взглянул на него и радостно хихикнул.

— Мэтью, — задумчиво начал Йен, разглаживая одеяло на груди сына, — ты не станешь возражать, если я попрошу мисс Джорджи выйти за меня замуж?

— Что?

Малыш потрясенно воззрился на отца.

— Видишь ли, она сможет прийти и жить с нами. И заботиться о нас.

— И играть тоже?

— Да.

— Как настоящая мама?

— Именно, сынок. Как настоящая мама.

— Да, папа! Пожалуйста! Мисс Джорджи — то, что надо!

Йен тихо рассмеялся, хотя его сердце сжалось. Нагнувшись, он поцеловал сына в лоб.

— Еще одно выражение дяди Алека, полагаю? — понимающе пробормотал он.

— Что?

— Ничего. Доброй ночи, сынок. Спокойной ночи, песик… то есть Робин.

Йен выпрямился и направился к двери. На поиски Джорджианы.

— Папа? Йен остановился и оглянулся.

— Надеюсь, она скажет «да».

— Не волнуйся, Мэтт. Скажет.

Он все для этого сделает.

Под шорох ветерка в деревьях и кустах Джорджи неустанно бродила по заросшим травой берегам озера, пока не набрела на лежавшее на земле одеяло. Очевидно, оно осталось после дневного пикника.

Мэтью не отходил от нее после сегодняшнего происшествия, но Джорджи уже видела некоторое улучшение в его состоянии и поведении. При мысли о том, что они чуть не потеряли его, ей становилось дурно.

Она только позже узнала, как развертывались события. Одна из горничных объяснила, что Салли и Скотт предложили Мэтью поиграть в прятки в парке.

Прятки давали этой парочке превосходную возможность укрыться в каком-нибудь уголке и нацеловаться всласть. Именно этим и воспользовался Фируз.

Насилие, вызывавшее кошмарные воспоминания о Джанпуре, заставило ее волноваться за братьев. Когда они приедут? Неужели забыли о поручении полковника Монтроуза?

Кроме того, Йен сказал Роберту, что палачи Судханы едва не убили Гейбриела. Может, он, чтобы не пугать, обманул ее, уверяя, что рана не слишком серьезна? И где, спрашивается, папа?

Джорджи не могла вынести разлуки с семьей, но и страшилась расставания с Йеном.

Йен…

Когда он погнался за Фирузом, она увидела новую сторону его натуры.

На чисто инстинктивном уровне сила и мощь этого нового, свирепого Йена волновали ее. Во дворце Джанпура она отреклась от большинства джайнистских принципов, когда едва не стала причиной гибели братьев. Наивно отрицать, что иногда насилие — защита невинных.

Но в то же время она не предполагала, что в Йене кипит такая ярость. Что же кроется под его лощеной маской?

Сможет ли она когда-нибудь узнать его по-настоящему?

Джорджи вдруг ощутила чей-то взгляд. Повернулась. Вгляделась в тень. И поняла, что это он!

Заметив, что она увидела его, он медленно, крадучись, вышел из мрака.

Джорджи не могла шевельнуться, завороженная властью его взгляда. Только заметила, как сияют его зеленые глаза.

Сердце забилось сильнее. Ее обдало жаром. Было нечто новое в этой ночи. Предвкушение. Предчувствие неизведанного.

Должно быть, он только что спешился и сразу отправился искать ее: на черном сюртуке все еще серела дорожная пыль. И выглядел он иначе — мрачным и неухоженным. Не мешало бы ему побриться!

Вокруг губ залегли глубокие морщины, в глазах светилась свирепая сосредоточенность.

Джорджи отвернулась, а Йен подойдя сзади, обнял ее за талию и поцеловал в уголок губ.

Она развернулась и прижалась к нему, дрожа от облегчения. Он жив и здоров!