В начале третьего ночи, после двухчасового отсутствия, мы позвонили в нашу квартиру. Хотя кладов и не нашли, но вернулись с помощниками, которые заверяли, что будут благодарны нам по гроб жизни и готовы выполнить любое наше желание. Меня разбирало любопытство: каким образом они оказались запертыми в подвале? Но я решила отложить допрос до тех пор, пока парни немного не перекусят. Зачем же их мучить на голодный желудок? Я же не зверь.

Дверь нам открыла не Ольга Николаевна, которой мы уже приготовились рассказать о наших приключениях, а трое крепких молодых людей. К ним тотчас же присоединились еще двое. Нас всех затолкали в квартиру и плотно закрыли входную дверь.

Молодой человек с тюбиком клея рухнул в обморок; его тут же подхватил один из встречающих и куда-то поволок. Все остальные в сопровождении очередных непрошеных гостей толпились в прихожей. Нас быстро разоружили – отобрали даже дяди-Ванин инструмент – и проводили на кухню.

За столом, попивая мой кофе из моей чашки (и что же она всем так нравится?), сидел папа Сулейман. Старушки Ваучские разместились напротив. Парня с тюбиком клея уже положили в угол. В сознание он еще не пришел.

Папа Сулейман внимательно осмотрел нашу компанию. У всех четверых, стоявших перед Рашидовым, были на ногах не успевшие высохнуть резиновые сапоги (у молодца в трусах – ботинки). Дядя Ваня держал в руке свои носки – единственное, что нам оставили из нашего арсенала. Мы с Сережкой и Иваном Петровичем были в старых болоньевых штормовках и тренировочных штанах, заправленных в резиновые сапоги.

– Вы никак с рыбалки? – спросил папа Сулейман, глядя на Ивана Петровича. Он перевел взгляд на молодого человека в семейных трусах в цветочек и добавил: – Ну и как улов?

– Поймали двоих рабов, – ответила я за всех.

Ночь с 10 на 11 июля,

с пятницы на субботу

Иван Петрович, Сережка и я заняли места вокруг стола.

– Тебе что, особое приглашение требуется? – Рашидов сурово посмотрел на молодца в семейных трусах.

Тот поспешно опустился рядом со мной.

Мне было неудобно в резиновых сапогах, да и ноги немного замерзли: все-таки шли по холодной воде. Я повернулась к папе Сулейману боком и стянула сапоги. Потом обратилась к ближайшему бритоголовому типу:

– Отнесите, пожалуйста, их в прихожую, – протянула я сапоги. – И принесите мне мои тапки. Сиреневые на пробковой подошве.

От такой наглости бритоголовый обалдел (хотя говорила я исключительно вежливо и мило ему улыбалась) и вопросительно посмотрел на Рашидова, видимо не представляя, как ему реагировать.

Папа Сулейман одарил меня взглядом (правда, что он выражал, я прочесть не смогла), потом кивнул своему молодцу:

– Если женщина просит…

– И мои тоже захватите, – подал голос Сережка. – Они рядом с мамиными стоят.

Папа Сулейман заметил, что ребенок может и сам сходить. Сережка поднялся и направился к выходу из кухни. У меня все сжалось внутри: а ну как его угораздит вернуться с автоматом?.. Ведь у него оружие, конечно же, отберут, но что потом сделают с нами?..

– Сережа, возьми только тапки! – крикнула я сыну вдогонку.

– Хорошо, мама.

Папа Сулейман внимательно посмотрел на меня и поинтересовался, что еще из подобного арсенала (он кивнул на лежавшее перед ним добро, отобранное у нас с Иваном Петровичем) имеется в нашей квартире. Я неопределенно пожала плечами.

– Не признаетесь добровольно – обыщем ведь квартиру, – заметил Рашидов, невозмутимо отпивая мой кофе из моей чашки.

И тут я взорвалась и выдала ему все, что думаю про его ночное появление в нашей квартире, где он почему-то чувствует себя хозяином, где распивает мой кофе из моей чашки, хотя не получал от меня такого разрешения. Сказала и о том, что он позволяет себе отнимать вещи у честных людей…

Рашидов перебил меня и поинтересовался, не думаю ли я позвонить в милицию, чтобы сдать туда такого нехорошего Сулеймана Расимовича, то есть его.

– А толку? – посмотрела я на Рашидова. – Там у вас все схвачено. В милицию звонить не буду, но, на наше счастье, и другие телефоны имеются.

– Это Могильщик, что ли? Большой друг вашей квартиры? – усмехнулся папа Сулейман. – Ну-ну.

Он помолчал немного и заявил, что все никак не может разобраться, кто же заварил всю эту кашу в его районе. Жили спокойно, а потом началось черт знает что. И жильцы нашей квартиры постоянно оказываются в центре событий – все вертится вокруг нас. Но папа Сулейман любит порядок и умеет его наводить и поддерживать. Наведет он его и в этом случае.

Он никак не мог признать тот факт, что две старушки – божьих одуванчика, хоть и с боевым прошлым, дед, водящий крепкую дружбу с зеленым змием, одиннадцатилетний ребенок и его мама, хоть и многоборка ГТО, могут взяться за передел сфер влияния в районе.

– Да какое нам дело до ваших сфер влияния! – заорали мы все хором.

Но папа Сулейман продолжал говорить, словно и не слышал нас. Он очень долго думал, взвешивал все «за» и «против», анализировал. Мы – я, в частности, – появлялись во всех «горячих» точках. И у него возник естественный вопрос: а на кого я работаю? На кого мы все работаем? И что нам за это обещали?

Рашидов заявил, что не уйдет из нашей квартиры, пока не получит ответы на свои вопросы. Он должен знать, что происходит у него под носом.

Мы молчали, то и дело переглядываясь. Вернулся Сережка со своими тапками, а также с обувью Ивана Петровича. Сын уже зевал во весь рот.

– Марина Сергеевна, вы же педагог! – внезапно воскликнул Сулейман Расимович. – Почему у вас ребенок до сих пор не спит?

– Я на каникулах, – тут же отозвался сын. – А мама не только в школе работает.

– А я ребенка не насилую. Хочет спать – пусть спит, не хочет – пусть бодрствует. Он в состоянии сам решить, когда и что ему делать, тем более на каникулах, – заявила я.

– А почему вы вмешиваетесь не в свое дело, молодой человек? – подала голос Анна Николаевна. Рашидов раскрыл рот, наверное, его давно никто не называл молодым человеком. – Это не ваш ребенок. И Марина как-нибудь обойдется без ваших советов. У нее в любом случае и без вас найдутся советчики.

Рашидов пришел в себя, усмехнулся и спросил у старшей Ваучской, почему же она не скажет своей соседке, что детям в третьем часу ночи следует давно видеть сны.

– У меня дела были, – ответил Сережка вместо бабы Ани.

– Ребенок перед сном дышал свежим воздухом, – сказала Анна Николаевна.

– Вижу, – кивнул Рашидов, оглядывая отобранный у нас арсенал. – Иди спать, Сережа.

Я сделала попытку пойти вместе с сыном – как бы его уложить, но мне не дали этого сделать. Папа Сулейман заявил, что если мой сын достаточно взрослый, чтобы ходить с воровским ножом и сопровождать маму в ее ночных вылазках, то уж читать сказки на ночь ему никак не требуется. Сережка поцеловал меня и ушел.