Когда двадцать минут спустя они вышли из магистрата, оказавшегося тем самым широким зданием, похожим на кар, солнце уже стояло высоко. Пыль, поднятая прохожими, затянула улицу белой жаркой пеленой, сквозь которую в отдалении ярким вертикальным бликом проступал металлический шпиль церкви.

– Спасибо, – сказал Кейн, сосредоточенно подгоняющий застежки бронежилета.

– Пожалуйста, – ответила Мириам.

– Что думаешь сейчас делать? – спросила Би.

– Мне нужно закончить то дело, за которым я сюда приехал.

– Разнести бордель до конца?

– Это получилось случайно. Другое дело.

– Хорошо. Мы остановились в «Индюке».

– Это я уже знаю. Стражники обсуждали вас всю ночь.

– И что они говорили?

– Ты не захочешь это слушать. – Кейн забросил винтовку за спину. – Но я постараюсь прийти в «Индюк», как только разберусь со своей проблемой.

Он слегка поклонился Би, затем Мириам и сбежал вниз по ступенькам.

– А ты? – спросила Би. – Ничего не хочешь мне сказать?

– Хочу, – ответила Мириам. – Мне очень стыдно.

– За что?

– За то, что я такая дура! Мне нужно было забыть его давным-давно, но я все еще продолжала думать, что, может быть, если приеду и встречу его, то все опять будет как раньше, представляешь? Все еще продолжала мечтать как маленькая девочка. – Мириам вытерла слезы и обнаружила, что Би смотрит на нее с явным недоумением.

– Я просто хотела узнать, как ты себя чувствуешь. Ты потеряла сознание посреди улицы, причем во второй раз – очень надолго.

– А, это ерунда, я чувствую себя просто отлично. Я о том, что не могла оставаться с вами в той комнате, потому что…

– Из-за шерифа?

– Нет! – испугалась Мириам. – Из-за Никки.

– Гвардейца за столом?

– Да, он… Ну, помнишь, я рассказывала тебе про свою татуировку, как я сделала ее для…

– Но мне не показалось, что он тебя знает…

– Да! – Слезы буквально брызнули из глаз Мириам. – Это хуже всего! Он мог сказать, что все кончено, мол, женат, не может, но даже не набрался храбрости, чтобы поднять на меня глаза! Он… Я такая дура!

Мириам разрыдалась, и Би, помедлив, неловко обняла ее, отчего та заплакала еще громче. Так они и стояли некоторое время. Слезы девушки текли по черной рубчатой броне, многочисленные прохожие отворачивались, стараясь не смотреть в их сторону, а где-то в жаркой пыльной глубине улицы тяжело звонил колокол, оповещая о наступлении полудня.

Кейн выбрал столик в стороне от остальных и уселся спиной к стене, обозревая площадь. Полдень едва миновал, и заведения, выходящие на нее своими фасадами, только начинали просыпаться. «Белая кошка», запомнившаяся ему по прошлой ночи, оказалась прямо напротив. Круглая сцена, возвышавшаяся посреди площади, наполовину скрывала ее вывеску.

Он улыбнулся официантке, поставившей перед ним стакан и графин с яблочным соком, но та только зевнула в ответ и покосилась на винтовку, лежащую на стуле рядом с ним.

– Она сейчас подойдет, – сказала женщина, глядя, как он наливает себе сок.

Многочисленные сережки в ее ушах разбрасывали блики при каждом слове.

– Ты точно уверен, что нужна именно она? А то пошлет тебя, и ни одна другая девчонка не согласится.

– Точно, – ответил Кейн.

Сок оказался теплым, и в животе заурчало – монах ничего не ел со вчерашнего дня. Официантка снова зевнула и ушла под навес, в тень, где на плетеных стульях дремала пара здоровенных вышибал в черных безрукавках.

Опустошив стакан, он наполнил его снова, взял винтовку и смотал защитную ленту. Те несколько часов, которые его оружие провело в руках гвардейцев, не оставили на нем заметных следов, но в этом следовало удостовериться. Ствольная насадка отсоединилась с привычной легкостью, в пазах все еще оставалась смазка. Кейн положил насадку на стол, рядом с графином, и снял прицел.

– Тебе точно девчонка нужна?

Голос был низким, красивым и совершенно незнакомым. Кейн поднял глаза. Солнце оказалось как раз у нее за спиной, превратив пушистые волосы в алый ореол вокруг головы.

– Подружка вроде у тебя уже есть, да?

Кейн отложил прицел и встал.

– Привет, рыжая, – сказал он и улыбнулся.

Она не ответила, просто молча стояла, рассматривая его, и в ее зеленых глазах поочередно сменялись злость, удивление, боль.

– Да чтобы черти меня!.. – Она оттолкнула стул, порывисто шагнула к Кейну и обняла его, привстав на цыпочки. – Ты живой! Да ты… Какого хрена!..

– И ты живая, – сказал он, чувствуя на щеке ее слезы. – Давно не виделись, Анита.

– Неужели? – Она отстранилась, рассматривая его. – Дурак! Ты как меня нашел вообще?

– Прошел за тобой.

– Меня искал? Но зачем?

– Потому что пообещал. Ты разве не помнишь?

– Помню. Кейн, а лет сколько прошло? Десять?

– Двенадцать. А это имеет значение?

– Давай сядем. – Она склонила голову, и Кейн пододвинул ей стул.

Глядя, как Анита стирает слезы, стараясь не повредить макияж, Кейн пытался вспомнить, как же она выглядела тогда, в прошлом, и не мог. Всплывающие образы оставались обрывочными… Тоненькая девочка с огненными волосами, темный загар, стройные босые ноги, рыжая челка. Но сейчас перед ним сидела взрослая, очень красивая женщина.

Совершенно, абсолютно незнакомая.

Анита небрежно взмахнула рукой, и к их столику почти подбежала официантка.

– Виски, Тина, графин.

– Виски?

– Да, и закусить. Глазами зря не хлопай, друг это.

– Я не пью, – мягко сказал Кейн, когда официантка поспешно ушла.

– Я пью. – Длинные пальцы с аккуратно подстриженными ногтями безостановочно двигались по браслетам, украшавшим левую руку до самого локтя. – Зачем ты пришел?

– Я уже сказал.

– А я не верю. Мы детьми были, могла и не узнать.

– Не могла.

– Уверен? Татуировка эта и глаз подбитый!.. Почему, Кей? Столько лет!

Несколько секунд он молчал, подбирая слова.

– Я монах. У меня не должно быть привязанностей. Но я обещал найти тебя, и это оказалось проще сделать, чем отбросить.

– Монах? А вроде хотел стать солдатом.

– Я им и был, пока не понял, что не хочу выполнять чужие приказы.

– На тебя похоже. Сначала одно хотеть, потом передумать, стать монахом и прийти ко мне, чтобы меня же забыть. – Она коротко и очень тихо рассмеялась. – Даже не спросить, что со мной происходило, кем я была все эти годы.