Я поникла.

— Однажды ты и Гэбриел пытались помочь мне. После того, что случилось на складе.

— Да. Но у нас ничего толком не получилось, — произнес Толбот и постучал каблуком ботинка по балясинам. — А ты не научишь меня тому, что знаешь?.. Тогда я не стану переживать из-за церемонии вызова.

— Я уверена, Гэбриел уже все объяснил тебе, когда…

— Если честно, Грейс, я почти ничего не помню. Я ужасно волновался за тебя и находился в таком отчаянии, что не мог сосредоточиться…

— Ладно. Нужно полностью сосредоточиться. Не думать ни о чем, кроме любви или сострадания к тому, кого ты пытаешься исцелить. Следует представить его невредимым. — Я прикусила губу, вспомнив свою первую попытку с папой. — Иначе ты подвергнешь человека огромной опасности. Я имею в виду, если случайно пропустишь через себя страх, гнев или ненависть.

— Так и произошло, когда ты исцеляла своего отца в первый раз?

— Ага, — призналась я. — Тогда ты позволяешь своему внутреннему волку наброситься на другого, энергия не залечивает раны, а вновь открывает их. Я даже причинила боль Гэбриелу. Но ты и сам знаешь, что делает сила, если применять ее правильно. Я не ожидала, что можно достичь такого эффекта.

Толбот выставил перед собой руки, словно проверяя, есть ли в них потенциал.

— И это очень выматывает, — продолжала я. — После того как я выручила своих родителей, я проспала целых десять часов. Нужно давать себе отдых. Короче, совершенно очевидно, что я не смогу мгновенно поставить на ноги всех пациентов больницы Роуз-Крест.

— А лунное затмение? — не унимался он. — Разве оно десятикратно не увеличивает наш дар? Если бы ты пропустила через себя достаточно лунной энергии, ты бы стала неуязвимой.

— Или по неосторожности причинила бы любимым еще больше вреда, — вздохнула я.

Он взял мою ладонь, приложил ее к своей груди и накрыл своей.

— А ты исцелишь мое разбитое сердце?

— Не надо, Толбот.

Я отдернула руку и собралась уйти.

— Извини, — пробормотал он. — Я сглупил. И я все понял. Ты принадлежишь Дэниелу, а он — тебе. Вы идеальная пара. Но я хочу быть частью твоей жизни, Грейс. В любом варианте.

— Сомневаюсь, что это получится, — проговорила я.

— Эй, Толбот! — крикнул юный Урбат и нанес воображаемому врагу удар ножом снизу вверх.

Толбот отвлекся, а я взяла меч и направилась в фермерский дом, где Дэниел и Старейшины обсуждали стратегию битвы.

Я ни разу не оглянулась.

Вечер пятницы, за двадцать девять часов до церемонии.

Мы трудились до захода солнца. Наконец, Гэбриел объявил, что он вместе со стаей удаляется медитировать — это стало у них обычаем в ночь полной луны. Он посоветовал мне отвезти всю семью домой, а утром вернуться, чтобы вновь заняться подготовкой.

Мама, папа и Черити загрузились в джип, за руль которого сел Дэниел. Джуд опять выразил желание провести ночь взаперти.

— На соседнем поле есть пустая силосная яма, — сказал он. — Я посплю, пережду полнолуние, а позже ты меня выпустишь.

Меня расстроило его решение, но я не спорила с Джудом и проводила его. Прежде чем Джуд залез внутрь, я сунула ему в руку лунный камень.

Он сжал его в кулаке и зажмурился. Я почувствовала стыд, что лишь сейчас догадалась отдать брату амулет.

— Трудный был день, — прошептал Джуд.

— Да. Работы еще много, но мы все успеем. И Джеймс опять будет с нами.

— Я рад, что принимаю участие в подготовке, потому что сосредотачиваюсь на насущных проблемах. А вот думать о том, что произойдет потом, — это очень тяжко. Я боюсь лопнуть от угрызений совести — ведь я виноват в том, что Бэби-Джеймса похитили. А еще я не знаю, смогу ли притворяться нормальным, когда пойду в школу или загляну в церковь на папину службу.

Я кивнула.

— Ты справишься, Джуд. Я в тебя верю.

Он бросил на меня благодарный взгляд и закрыл деревянную дверь. Я надеялась, что мои слова упали на благодатную почву.

Ночь пятницы, осталось двадцать шесть часов.

Когда я вышла из дома на подъездную дорожку, то обнаружила, что Дэниел балансирует на верхних ветках орехового дерева. Казалось, будто он пытается дотянуться до ярко-желтой луны, висевшей в небе. Он откинул голову, и его красивое лицо заливал серебристый свет. Внезапно он открыл рот, и я испугалась, что сейчас Дэниел взорвет тишину громкий воем, однако он просто произнес мое имя.

— Как ты? — крикнула я ему.

— Я чувствую притяжение луны, — ответил Дэниел. — Она зовет меня. Я помню это с тех пор, когда был белым волком. Луна была непреодолимой и не отпускала меня. Волк хочет, чтобы я отдался ему и не противился.

— Мне не нравятся твои речи, — сказала я.

— Мне тоже. — Дэниел спрыгнул на землю и бесшумно приземлился передо мной. — Но когда я говорю о притяжении, я имею в виду совсем не то, что чувствуешь ты или Джуд. У меня уже нет того жуткого голоса внутри, который прежде нашептывал чудовищные мысли. Я не представляю опасности ни для тебя, ни для себя самого.

— Понятно. Ты не одержим демоном. Значит, ты настоящая Небесная Гончая.

— И в то же время я постоянно сопротивляюсь белому волку. Он прямо жаждет, чтобы я сменил человеческое обличье на естественное.

Я взяла Дэниела за руки. От него исходил жар, и я вспомнила ночь после охоты. Поддавшись безотчетному порыву не отпускать его, я обхватила его предплечья.

— Но сейчас ты со мной, Дэниел.

— Мне помогает лунный камень, — тихо сказал Дэниел и приподнял безымянный палец с кольцом, которое носил Сирхан.

Гэбриел вручил его Дэниелу после смерти альфы — в память о деде, которого юноша никогда не знал.

— И ты тоже. Когда ты рядом, мне гораздо легче.

— Тогда держись поближе ко мне, — прошептала я, крепко сжимая его в объятиях. Мне передался его жар, и я мигом вспотела.

— Я не собираюсь быть волком на церемонии вызова, — продолжал он. — Но боюсь, что во время лунного затмения притяжение пересилит все остальное.

Я догадалась, насколько тяжело ему далось подобное решение. Ведь в таком случае Дэниел лишится главного преимущества по сравнению с другими претендентами.

— А я ставлю на тебя, — заявила я. — Даже в облике человека.

Он рассмеялся.

— Я всегда стремился быть нормальным. А завтра мне придется заплатить за то, что у меня две ноги, две руки и лицо.

— Мне нравится твое лицо, — вымолвила я, пытаясь избавиться от грустных мыслей.