Вдруг наступила тишина. Они замолкли. До меня не доносилось ни шороха.

Что, если он подошел к ней, обнял и она поцеловала его, как поцеловала меня в канун Рождества? При этой мысли меня захлестнула волна такой ненависти к Райнальди, что я едва не забыл об осторожности, чуть было не бросился вниз по лестнице и не распахнул дверь гостиной. Затем я вновь услышал ее голос и шуршание платья, приближающееся к двери. Я увидел колеблющийся свет ее свечи. Долгое совещание наконец закончилось. Они шли спать. Совсем как ребенок в те далекие годы, я крадучись вернулся в свою комнату Я слышал, как Рейчел по коридору прошла в свои комнаты, а он повернул в другую сторону и направился к себе. Вероятно, я никогда не узнаю, что они так долго обсуждали вдвоем, но, подумал я, это его последняя ночь под моей крышей и завтра я лягу спать с легким сердцем.

На следующее утро я с трудом проглотил завтрак — так не терпелось мне поскорее выпроводить незваного гостя. Под окнами застучали колеса почтовой кареты, и Рейчел, которая, как мне казалось, простилась с ним еще ночью, спустилась проводить его, одетая для работы в саду.

Он взял ее руку и поцеловал. На этот раз из простой вежливости по отношению ко мне, хозяину дома, он произнес слова прощания по-английски.

— Так вы напишете мне о своих планах? — спросил он Рейчел. — Помните, когда соберетесь приехать, я буду ждать вас в Лондоне.

— До первого апреля, — отозвалась она, — я не буду строить никаких планов.

И, взглянув на меня из-за его плеча, улыбнулась.

— Не день ли это рождения вашего кузена? — осведомился Райнальди, садясь в почтовую карету. — Надеюсь, он хорошо проведет его и съест не слишком большой пирог.

И, выглянув из окна, сделал прощальный выстрел в мою сторону:

— Должно быть, не очень приятно, когда день рождения приходится на такую своеобразную дату. День всех дураков, кажется? Но, вероятно, в двадцать пять лет вы сочтете себя слишком старым, чтобы вам напоминали о ней?

Почтовая карета покатила его к воротам парка. Я взглянул на Рейчел.

— Может быть, — сказала она, — мне следовало попросить его вернуться к этому дню и принять участие в празднике?

И с неожиданной улыбкой, тронувшей мое сердце, она взяла веточку остролиста, которую носила на платье, и продела мне в петлицу.

— Вы были молодцом, — шепнула она, — все семь дней. А я невнимательна к своим обязанностям. Вы рады, что мы опять вдвоем?

И, не дождавшись ответа, она вслед за Тамлином ушла в сад.

Последние недели марта прошли быстро. С каждым днем я чувствовал все большую уверенность в будущем, и на сердце у меня становилось легче и легче.

Казалось, мое настроение передалось и Рейчел.

— Никогда не видела, чтобы кто-нибудь так терял голову из-за дня рождения. Неужели для вас так много значит освободиться от бедного мистера Кендалла и его опеки? Уверена, у вас не могло бы быть более покладистого опекуна. Между прочим, какие у вас планы на этот день?

— Никаких планов, — ответил я, — кроме того, что вам необходимо помнить про обещание, которое вы дали мне на днях. Виновник торжества имеет право на исполнение любого желания.

— Только до десяти лет, — сказала она, — и никак не позже.

— Это несправедливо, — сказал я, — вы не делали оговорок относительно возраста.

— Если нас ждет пикник или прогулка под парусом, — заявила она, — я с вами не поеду. Еще слишком рано, чтобы сидеть у воды или забираться в лодку В парусах я разбираюсь даже меньше, чем в лошадях. Вам придется взять вместо меня Луизу.

— Луизу я не возьму, — сказал я, — и нас не ждет ничего, что было бы ниже вашего достоинства.

В сущности, я не думал о том, как провести этот день. У меня созрел лишь один план: она получит документ на подносе за завтраком, остальное я отдавал на волю случая. Однако, когда наступило тридцать первое марта, я понял, что хочу сделать еще кое-что. Я вспомнил про драгоценности в банке и подумал, что был глупцом, не вспомнив о них раньше. Итак, в этот день мне предстояло выдержать две схватки. Одну — с мистером Кучем, другую — с крестным.

Начать я решил с мистера Куча. Пакеты могли оказаться слишком громоздкими для того, чтобы везти их на Цыганке но и закладывать экипаж мне не хотелось: услышав об этом Рейчел, пожалуй, решит поехать в город по своим делам. Кроме того, я вообще не привык выезжать куда бы то ни было в экипаже.

Поэтому я отправился в город пешком, велев груму встретить меня на обратном пути с догкартом. Казалось, в то утро вся округа, как назло, высыпала за покупками, и, как человек, который, желая избежать встречи с соседями на пристани, вынужден прятаться в дверях зданий или спускаться к причалу, так и я прятался за углами домов, чтобы не столкнуться с миссис Паско и ее выводком. Должно быть, само стремление остаться незамеченным привлекло ко мне всеобщее внимание, и по городку пополз слух, что мистер Эшли ведет себя весьма странно, необычно: вбегает на рыбный базар в одни двери, выбегает в другие и еще до одиннадцати утра ворвался в «Розу и Корону» как раз в ту минуту, когда супруга викария из соседнего прихода шла мимо. Я не сомневался: все дружно сойдутся на том, что мистер Эшли был пьян.

Наконец я обрел безопасное убежище в стенах банка. Мистер Куч принял меня со своей всегдашней любезностью.

— На сей раз я пришел забрать все, — сказал я.

Мистер Куч испуганно взглянул на меня.

— Вы, разумеется, не намереваетесь, мистер Эшли, переводить свой банковский счет в другое заведение? — неуверенно проговорил он.

— Нет, — сказал я. — Я говорю о фамильных драгоценностях. Завтра мне исполняется двадцать пять лет, и они станут моей законной собственностью. Я желаю видеть их у себя, когда проснусь утром в день своего рождения.

Наверное, он счел меня в лучшем случае странным, а то и вовсе чудаком.

— Вы имеете в виду, что желаете позволить себе эту прихоть на один день? Мистер Кендалл, ваш опекун, не замедлил вернуть колье в банк.

— Не прихоть, мистер Куч, — возразил я. — Я хочу, чтобы драгоценности постоянно находились в моем доме. Не знаю, могу ли я лучше объяснить мое намерение.

— Понимаю, — сказал он. — Ну что же, полагаю, в вашем доме есть сейф или другое надежное место, где вы могли бы их хранить.

— Это, мистер Куч, — сказал я, — право же, мое личное дело. Буду вам весьма признателен, если вы немедленно принесете их. И на сей раз не только колье. Всю коллекцию.

Могло показаться, будто я отнимаю его собственное достояние.

— Очень хорошо, — с явной неохотой согласился он. — На то, чтобы принести драгоценности из хранилища и упаковать со всей необходимой тщательностью, потребуется немного времени. Если у вас есть еще какиенибудь дела в городе…