— Зачем?! Зачем ты это сделала?!

— Я просто хотела, чтобы не было так больно… я просто хотела заснуть.

Люциан повернулся к ним спиной. Было в этом что-то глубоко личное, настолько, что даже ему смотреть было стремно. А вот всем остальным…

— На выход, — скомандовал он.

Мария сразу развернулась к дверям, целитель тоже, на ходу бормоча Драконову, что дал правильные рекомендации. Иван же посмотрел на него в упор:

— Не забывайте, что вы в моем доме, тэрн-ар.

— А вы не забывайте, что я тэрн-ар, и считайте, что это приказ. Можете пожаловаться папочке, он как раз в настроении, а сейчас вышли все.

Драконов сверкнул глазами, но все-таки вышел, забрав с собой свое превосходительно-мрачное настроение. Люциан захлопнул за ними дверь, впервые в жизни не имея ни малейшего понятия, куда девать себя. От того, что произошло, от того, что он услышал, увидел, узнал, остатки мира доосыпались к драхам в то место, о котором в приличном обществе говорить не положено. Наверное, он бы так и стоял, уткнувшись взглядом в закрытую дверь, если бы не услышал за спиной:

— Люциан… спасибо.

Заставив себя обернуться, он увидел, что Драконова спит. Теперь уже реально спит, лицо у нее порозовело, губы больше не напоминали лепестки амидастрии, цветка, который называют «туманной грозой» за его свинцово-серый цвет. Наверное, нужно быть конченым уродом, чтобы смотреть на девушку, которая только что чуть не умерла, на девушку, которая твой лучший друг, и которую изнасиловали, и думать только о другой. О той, которая сейчас кусает губы, глядя на разворошенную постель.

Если бы речь шла о Ленор, он бы сказал, что она сейчас устроит истерику, но речь шла о Лене. Поэтому он понятия не имел, что устроит она.

— Помоги мне здесь все перестелить.

— Что?!

— Это все надо поменять, — Лена посмотрела на него, указав на простыни и одеяло. — Попроси горничных принести свежее белье, а я пока постараюсь все снять так, чтобы ее не разбудить.

— Она теперь до вечера не проснется, — пробормотал Люциан, но за дверь все-таки вышел. Горничная нашлась очень быстро. Оказывается, Мария «дежурила» под дверью и наверняка подслушивала.

Разумеется, она же и позвала горничных, и в другой момент Люциану бы в голову не пришло перестилать постель кому бы то ни было. Кому бы то ни было, но не Софии Драконовой, когда об этом попросила Ленор… Лена. В удивительно синхронном молчании, а еще удивительно слаженно, они скинули грязное покрывало на пол. Поднять Софию у Лены, разумеется, не получилось, ее поднимал он, пока Лена стягивала простынь со следами того, что произошло. В голове роились тысячи вопросов, но он понимал, что не время и не место их задавать. Равно как понимал, что рядом с ней продолжает сходить с ума.

Буквально. Потому что как еще объяснить, что в таких обстоятельствах он все смотрит, смотрит и смотрит на нее. Как быстро она стягивает наволочки, как надевает новые, и все это так легко, как если бы всю жизнь это делала. Люциан готов был поспорить, что Ленор Ларо даже понятия не имеет, как это делается — даже при учете того, что с опекуном ей несильно повезло.

— Все. Клади ее. Теперь одеяло, — сказала Лена. — Здесь тоже потребуется твоя помощь.

Как вообще можно было их перепутать?

И почему ее аромат стал другим? Настолько ярче. Сильнее. От нее и раньше одуряюще пахло — какими-то луговыми цветами, свежестью, как на высокогорье, но сейчас просто голова кружилась. Кружилась от того, что она рядом. От этого аромата. Просто рехнуться можно!

— Люциан! — Она щелкнула пальцами у него перед носом. — Ау? Это одеяло тяжелее меня. Поднимешь?

Теперь пальцами щелкнул он, и одеяло взмыло в воздух. Люциан набросил cubrire silencial (Марии придется найти себе другой источник информации) и произнес:

— Что случилось сегодня ночью, Лена?

Глава 28

Лена

— Что случилось сегодня ночью, Лена? — почему-то мне показалось, что спрашивает он обо мне. Не о Соне. Но я тут же себя одернула: во-первых, Люциан всегда так спрашивает и так смотрит. Как будто хочет разложить на ближайшей поверхности на предмет допроса с пристрастием. А во-вторых, мы здесь точно не про меня.

— Ты уверен, что хочешь это знать? — переспросила я, чтобы взять паузу и выстроить мысли в нужный ряд. Они отказывались выстраиваться, и неудивительно.

— В чем я точно уверен, так это в том, что ты даже не дернулась, когда я назвал тебя Л.Е.Н.А.

Вот теперь мне стало по-настоящему дико. Это вообще что? Это о чем? Да, это имя вполне можно построить как сокращенное от Ленор, но сейчас Люциан Драгон стоял, скрестив руки на груди, сбоку от парящего одеяла и смотрел так, будто все знал. Когда я говорю все, это значит… Я набрала в грудь побольше воздуха и вздохнула.

— Не понимаю, о чем ты, — запихнув, наконец, нужный конец одеяла в нужный угол пододеяльника, ответила я.

— София-Соня мне все рассказала.

Здесь мне полагалось эпично упасть в обморок или удивиться, но если уж я не упала в обморок после того, что произошло с Соней, а главное, если она ему доверилась… Но ведь она не знает, понятия не имеет о том, что происходит между нами, что он меня шантажировал.

— Не переживай, — Люциан криво усмехнулся. — Дальше меня это не пойдет.

— С чего ты взял, что я вообще по поводу тебя переживаю?

— Прочитал по глазам.

— Переводчик свой проверь.

Я с такой силой дернула пододеяльник, что он слегка затрещал.

— Это тоже от того, что ты не переживаешь?

— Тамея, Люциан! Ты хоть когда-нибудь думаешь о чем-нибудь или о ком-нибудь кроме себя?! Мою подругу сегодня ночью изнасиловали!

Я решила называть вещи своими словами и больше не заморачиваться. Слишком много заморочек. Слишком много всего. Если Соня ему все рассказала — когда, кстати? — а я еще не сижу в какой-нибудь темной башне, а у дома Валентайна не толпятся военные во главе с Лэйтором, то все хорошо. Относительно, конечно, потому что то, что случилось с Соней, я все еще не могу переварить, но в остальном хорошо.

Не знаю, что его проняло, то ли «моя подруга», то ли «изнасиловали», но он помрачнел и перестал пялиться на меня, как на сочный персик в пустыне после трех дней голодовки.

— Кто?! — мрачно спросил он. Так мрачно и так жестко, словно готов был прямо сейчас идти убивать. — Это ее новый так называемый жених? Если ее отец это допустил…

— Это Сезар.

Сказать это получилось быстрее и легче, чем я рассчитывала. В груди опять заворочалось нечто темное и злое, но я послала его в баню парочкой глубоких вздохов. Зато Люциан теперь выглядел так, что ему самому вот-вот понадобится помощь. Растерянность, недоверие, изумление, что-то еще — все это промелькнуло в его глазах в один миг, сменилось яростью, злостью, холодом.