После чего заседали по сословиям, составляли и согласовывали наказы. Формулируя их — “нижайше просим короля” о том-то и том-то. И опять перессорились. Депутаты “третьего сословия” написали, что “три сословия являются братьями и сыновьями их общей матери — Франции”. А дворяне раскипятились: “Сыновья башмачников не могут называть нас своими братьями”. В конце концов вручили правительству наказы (которые никто и не думал выполнять). На заключительном заседании опять от каждого сословия прозвучали панегирики власти. И делегатам было приказано возвращаться домой. Как впоследствии писал Ришелье: “Вся компания не дала ничего, кроме того, что провинции были еще больше обременены налогами, которые им пришлось выплатить своим депутатам, и показала всему миру, что ни к чему видеть зло, если нет желания с ним бороться”.

Впрочем, на этих Генеральных Штатах как раз и выдвинулся Арман дю Плесси де Ришелье. В юности он поступил в военное училище де Плюивиля (но учили там не тактике и стратегии, а фехтованию, верховой езде, манерам и умению выбирать одежду). А в родовом владении Ришелье находилось епископство Люсонское, предназначавшееся брату Армана, Альфонсу. Который вдруг передумал быть епископом и решил уйти в монахи. И чтобы не потерять доходы, семья предложила занять его место Арману. Он согласился сразу, в Сорбонне проштудировал теологию, а в 1607 г. получил рукоположение от папы — из мирян сразу в епископы. Причем наврал Павлу V, что уже достиг требуемого возраста, а тотчас после посвящения попросил об отпущении греха, признавшись во лжи. И папа заявил, что такой парень далеко пойдет.

Он и впрямь вынашивал планы карьеры, разработав для себя “Наставления и правила, которыми я намерен руководствоваться при дворе”. Например: “Важнее всего наблюдать, откуда именно дует ветер, и не мозолить королю глаза, когда он в дурном расположении духа”. Отмечал, что надо угождать любимцам и фавориткам “ввиду необходимости приносить жертвы как добрам, так и злым богам: первым для того, чтобы помогали, последним — чтобы не делали зла”. Но попытки устроиться при дворе оказались ему не по карману, пришлось уехать в епископство. А в 1614 г. он произнес речь на заключительном заседании. В то время как вся Франция стонала от правления Марии и Кончини, молодой епископ очень округло высказал пожелания об улучшении положения духовенства и переплюнул всех в лести королеве: восхвалил до небес ее таланты и высказал просьбу прибавить к титулу матери короля еще и титул матери королевства.

Его заметили. Он стал секретарем Марии Медичи. И наверное, единственным, кого удовлетворили “результаты” Генеральных Штатов. Ведь в стране ничего не изменилось. Де Роан с гугенотами продолжал бунтовать и намеревался сорвать испанские браки, перехватив невесту. 13-летнюю принцессу Елизавету по своей территории повезли в сопровождении армии, опустошив на это из казны последние гроши. На пограничной реке Бидассоа обменялись невестами, получив от испанцев Анну Австрийскую, а чтобы сыграть ее свадьбу с Людовиком XIII, Мария влезла в долги и вымогала подарки от городов.

Но едва успели погулять на свадьбе, принцы снова взбунтовались. И шантажировали гражданской войной, опять требуя пожалований. Причем аппетиты росли. Теперь Конде просил губернаторство Берри и 2,4 млн, герцог Мэнский — Гиень и 900 тыс., Сюлли — 2,4 млн. А кроме них, претензии предъявили еще и Буйонн, Лонгвиль, Росси, Вандом. И всем дали! Да только Кончини при этом и себя не забывал, прибрал еще ряд городов и замков, а государственные финансы отдал своему фавориту Барбену, сформировав новое правительство. В него вошел и Ришелье — он уже зарекомендовал себя верным человеком Марии и Кончини, и его сделали духовником Анны Австрийской, дали портфели военного министра и министра иностранных дел. Хотя в первый приход к власти он ничем себя не проявил.

Потому что во Франции начался уже полный бардак. Принцы, урвав столь жирные куски, сразу нацелились на продолжение вымогательства. Гиза перекупили, но начал плести интриги Конде. Терпение у Марии иссякло, денег на подачки не было, и его арестовали. Что вызвало мятеж остальных принцев. Их возглавил Невэр, захватил ряд местностей при активной поддержке населения — такое правление уже всех допекло. А о юном короле Людовике в этих склоках как-то все забыли. Впоследствии он признавался: “Я притворялся ребенком” — опасаясь за свою жизнь. Молодая жена его не интересовала, он целиком попал под влияние своего любовника де Люиня. Который и возглавил заговор.

В атмосфере всеобщей ненависти фаворитка Марии Леонора Галигаи, более умная, чем муж, уговаривала его, что нахапали они достаточно, и пора бежать. Однако самоуверенный Кончини надеялся удержаться. Построил в Париже для устрашения 50 виселиц, заменил французскую гвардию на швейцарцев и итальянцев. У Ришелье уже имелась собственная разведка, и он узнал о готовящемся перевороте. Но узнал и то, что душой заговора является сам король. И скрыл информацию, сочтя, что песенка его прежнего благодетеля спета. 24 апреля 1617 г. Людовик приказал капитану де Витри арестовать Кончини. Якобы. Потому что арестовать его не пытались. При въезде в Лувр подъемным мостом отсекли его свиту и тут же убили. И радостный Людовик провозгласил: “С этого часа я король!” Ришелье подсуетился было сменить хозяина, явился с поздравлениями, но его не приняли.

Все должности и богатства Кончини король отдал Люиню. К несчастью Леоноры, огромное состояние, 15 млн. ливров, значилось на ней. Что и определило ее участь. Обвинили в колдовстве, осудили и сожгли. Впрочем, смягчили кару и сперва обезглавили. Ее деньги тоже уплыли к Люиню, а драгоценности казненной Людовик подарил супруге Анне. Свою мать король выслал в Блуа. Ришелье не оставлял надежды подольститься к новой власти, написал Люиню, что едет с Марией, дабы “подавать ей благие советы и доносить о всех ее намерениях и поступках”. Но не оценили. Сочли самым опасным советником королевы-матери и выслали сперва в Люсон, потом за границу, в Авиньон (принадлежавший папе). И во Франции… все пошло по-старому. Если не хуже. Только Кончини сменил Люинь, по словам современников, имевший “всего 6 недостатков — был бездарен, тщеславен, скуп, нерешителен, лжец и трус”. На все посты хлынули его ставленники, хищничество приняло еще большие размеры, а в политике продолжились грубые ляпы. Так, король издал указ о возвращении церкви имущества, некогда захваченного гугенотами. И без того бунтовавшими. В результате протестантский юг Франции вообще отделился.

В Англии Яков I правил куда более грамотно. Его твердая линия, взвешенная внешняя политика и жесткое управление не позволили стране скатиться в революционные и религиозные распри, обеспечили ей четверть века процветания, великолепный расцвет культуры. Но именно это жесткое правление раздражало купеческо-протестантские круги, определявшие тогдашнее “общественное мнение” и составлявшие самую голосистую часть парламентариев. Противостояние между палатой общин и королем углублялось, денег ему не давали. И он стал использовать свое право распускать парламент в надежде, что новый будет более сговорчивым. Первый парламент распустил в 1611 г., в 1614 г. созвал второй. Который вел себя еще хуже, и в 1617 г. его тоже пришлось распустить. И до внутренней стабильности было далеко. Решили было осушать болота, но это вызвало новый скачок огораживаний и восстания крестьян в Нортгемтоншире, Лестершире, потом в западных и южных графствах. А в Лондоне в 1617 г. бунтовали подмастерья и ученики, недовольные 16-часовым рабочим днем и мизерной оплатой. Мятежи подавлялись, активистов отправляли на виселицы.