Каким-то образом Роде Грэдвин удалось достать и заключение о посмертном вскрытии. Смерть наступила в результате удушения, а повреждения лица, в том числе выбитые глаза и сломанный нос, нанесены после смерти. Грэдвин смогла также разыскать и взять интервью у полицейского, участвовавшего в расследовании этого дела. Никакой тайны в нем не было. Смерть наступила примерно в три тридцать, в субботу, когда бабушка — тогда ей было шестьдесят лет — ушла в местный клуб играть в бинго. Это не было чем-то необычным: девочек часто оставляли одних. Убийство обнаружилось, когда в шесть часов бабушка вернулась домой. Труп Люси лежал на полу в кухне, где главным образом и проходила жизнь семьи, а Шерли спала наверху, в своей постели. Она даже не постаралась смыть кровь сестры со своих рук. Ее отпечатки остались на орудии, которым она воспользовалась — на старом утюге, служившем подпоркой для двери. Ширли созналась, что убила сестру, проявив при этом не больше эмоций, чем если бы призналась, что ненадолго оставила ее одну.

Кейт и Дэлглиш с минуту сидели молча. Кейт понимала, что мысли у них обоих идут в одном направлении. Это открытие осложнит им работу, оно повлияет и на их восприятие Шарон в качестве подозреваемой — а как же иначе? — и на само проведение расследования. Она уже видела, какими процессуальными ловушками оно грозит. Обе жертвы были задушены: могло оказаться, что этот факт не имеет отношения к делу, но тем не менее от этого факта не уйдешь. Шарон Бейтман — они продолжат называть ее этим именем — не могла бы свободно жить в обществе, если бы власти не пришли к выводу, что она более не представляет опасности. Если принимать это в расчет, разве не следует относиться к ней так же, как к другим подозреваемым, не как к более вероятному виновнику преступления, чем все остальные? А кто еще знает об этом? Сообщили ли Чандлеру-Пауэллу? Доверила ли Шарон Бейтман свою тайну кому-нибудь в Маноре, и если так, то кому? Не появились ли у Роды Грэдвин подозрения по поводу настоящего имени Шарон Бейтман с самого начала, и не потому ли она осталась еще на сутки? Не пригрозила ли она Шарон, что выведет ее на чистую воду, и, если так, не предприняла ли та сама или кто-то еще, знавший о ней всю правду, шаги, чтобы Грэдвин остановить? А если они арестуют кого-то другого, не повлияет ли само присутствие в Маноре человека, осужденного за убийство, на прокурора короны, когда будет приниматься решение о неопровержимости собранных доказательств для передачи дела в суд? Эти мысли метались у нее в голове, сталкиваясь друг с другом, однако она их так и не высказала. В общении с Дэлглишем она всегда остерегалась высказываться о само собой разумеющихся вещах.

Но теперь заговорил Дэлглиш:

— В этом году у нас в министерстве внутренних дел произошло разделение функций, однако, как мне представляется, я уже более или менее разобрался в этих изменениях. С мая новое министерство юстиции отвечает за работу управления национальной службы исполнения наказаний и за службу надзора, чьи сотрудники осуществляют надзор за условно осужденными и условно-досрочно освобожденными. Их теперь называют кураторами нарушителей закона. У Шарон, несомненно, есть такой куратор. Мне надо будет проверить, правильно ли я все усвоил, но я так понял, что условно-досрочно освобожденный должен свободно прожить в обществе по меньшей мере четыре года без каких-либо нарушений, прежде чем надзор будет снят. Однако приговор остается в силе до конца жизни, так что приговоренный к пожизненному заключению может быть возвращен в тюрьму в любой момент.

— Но Шарон, очевидно, обязана по закону сообщить своему куратору, что оказалась замешана — пусть даже сама она не виновна — в деле об убийстве? — спросила Кейт.

— Конечно, она должна бы так сделать, но если не сделала, управлению национальной службы исполнения наказаний все равно станет об этом известно, как только новость попадет в газеты. Шарон, кроме того, должна была бы сообщить им о смене места работы. Связывалась она со своим куратором или нет, на моей ответственности — сообщить службе надзора, а на их — уведомить министерство юстиции. Это службе надзора, а не полиции надлежит собирать и анализировать информацию и принимать решения о том, что необходимо сообщать министерству, а что — нет.

— Значит, мы им скажем, а сами ничего не станем делать, пока надзирательница Шарон не объявится? — спросила Кейт.

— Ясно, что надзирающий сотрудник обязательно должен присутствовать, когда мы станем опрашивать Шарон, это важно. И мне хотелось бы, чтобы это состоялось завтра, если удастся. Воскресенье не самый удобный день, чтобы все это организовать, но я, вероятно, смогу связаться с куратором Шарон через дежурного в министерстве юстиции. Позвоню сейчас Бентону. Нужно, чтобы за Шарон более тщательно наблюдали, но делать это необходимо с максимальной осторожностью. Пока я этим занимаюсь, Кейт, не могли бы вы продолжить разбираться с остальными папками здесь, в кабинете? Я позвоню снизу, из столовой. Это может потребовать некоторого времени.

Оставшись в одиночестве, Кейт снова взялась за ящики с папками. Она понимала, что Дэлглиш оставил ее одну, чтобы она могла работать без помех, и действительно, трудно было бы добросовестно разобраться в содержимом оставшихся ящиков, слушая при этом, о чем говорит по телефону Дэлглиш.

Полчаса спустя на лестнице раздались шаги Дэлглиша. Войдя в кабинет, он сказал:

— Получилось несколько быстрее, чем я опасался. Все-таки пришлось попрыгать через обычные обручи, но в конце концов я добрался до надзирающей сотрудницы. Некая миссис Мэдлин Рейнер. К счастью, она живет в Лондоне, и я застал ее, как раз когда она отправлялась на семейный ленч. Завтра она приедет в Уэрем утренним поездом, а я договорюсь с Бентоном, чтобы он ее встретил и привез прямо в Старый полицейский коттедж. Если удастся, я хотел бы, чтобы ее приезд остался никем не замечен. Кажется, она уверена, что Шарон не нуждается в особом надзоре и не представляет опасности, однако чем скорее она покинет Манор, тем лучше.

— Вы теперь предполагаете вернуться в Дорсет, сэр? — спросила Кейт.

— Нет. По поводу Шарон мы ничего не можем делать до тех пор, пока завтра не приедет миссис Рейнер. Мы поедем в Драфтон и выясним насчет той машины. Заберем с собой копию завещания, подборку статей о Шарон и статью о плагиате. Думаю, это все, если только вы еще чего-нибудь не нашли.

— Ничего для нас нового, сэр, — ответила Кейт. — Есть статья о крупных потерях во время краха синдикатов Ллойда в начале 1990-х. Мисс Крессет нам рассказала, что сэр Николас оказался в числе пострадавших и был вынужден продать Манор. А лучшие картины продавались по отдельности. Есть фотографии Манора и одна — сэра Николаса. Статья не особенно добра к пострадавшим в крахе Ллойда, но я не вижу, как она может быть правдоподобным мотивом для убийства. Мы знаем, что мисс Крессет не очень жаждала, чтобы мисс Грэдвин оказалась под одной с ней крышей. Мне приложить эту статью к отобранным бумагам?

— Да, думаю, нам нужно иметь все то из написанного Грэдвин, что имеет отношение к Манору. Но я согласен с вами. Статья о пострадавших в крахе Ллойда вряд ли могла послужить вероятным мотивом для чего-то более опасного, чем сдержанный прием, когда мисс Грэдвин приехала в Манор. Кажется, она размышляла о том, чтобы постепенно отказаться от журналистики и писать чью-то биографию. Может оказаться полезным поговорить с ее литагентом, но это подождет. Во всяком случае, Кейт, будьте добры, добавьте еще письма, имеющие отношение к делу, и нам надо написать список того, что мы отсюда забираем. Впрочем, это можно сделать и позже.