Кормильцев дернулся, словно его ужалила пчела.

– Нет, невозможно! Только не это! – вскричал он, умоляюще вытянув вперед руки. – Но Виктор Николаевич не способен на подобное, он скорее удавится!

– Будем надеяться, – согласилась я. – Так как – отправляемся в милицию?

Кормильцев мрачно посмотрел на меня и задумался.

– Знаете, не хочу пороть горячку, – наконец сказал он. – Не хочу, чтобы меня перекидывали от одного чина к другому, слушали вполуха и разговаривали как с преступником. Если вы не возражаете, я предварительно созвонюсь со своим знакомым… Да я вам про него говорил – Александр Григорьевич Мороз. Попрошу его переговорить с начальником УВД или с прокурором – чтобы отнеслись по-человечески…

– У вас какое-то хроническое недоверие к правоохранительным органам, – заметила я. – А сначала мне показалось, что к нам вы обратились вынужденно.

– Ну, знаете, как это бывает, – неохотно сказал он. – К предпринимателям относятся… как бы это сказать… не совсем адекватно.

– Наверное, не без причины? – отозвалась я, как бы случайно посмотрев в сторону сейфа.

Кормильцев развел руками.

– Ладно, я не возражаю, чтобы вы задействовали своего знакомого, – сказала я. – Но настаиваю, чтобы вы сделали это немедленно. Мы теряем время.

– Если вы не против, я позвоню из другой комнаты, – смущенно попросил Кормильцев. – Не то чтобы я хотел от вас что-то скрыть… Просто разговор с таким высокопоставленным лицом – дело почти интимное…

– Да ради бога! – ответила я. – Подожду вас здесь.

Николай Сергеевич поднялся и вышел из кабинета. Дверь он закрывать не стал, и мне было слышно, как где-то в соседней комнате звякнуло стекло – должно быть, Кормильцев «добавил» немного, для поднятия духа.

Потом до меня донеслось глухое бормотание – видимо, Николай Сергеевич разговаривал по телефону. Бормотание продолжалось довольно долго, и из этого я могла заключить, что Кормильцеву все-таки удалось связаться с Морозом.

Минут через десять Николай Сергеевич появился в достаточно неплохом настроении.

– Все в порядке! – объявил он. – С самим разговаривал. Поможет. Теперь придется ждать звонка. Обещал решить оперативно.

Николай Сергеевич, кряхтя, опустился на колени, подобрал с пола альбом, с сожалением погладил его по кожаной обложке и вздохнул.

– Черт побери! – сказал он. – Где-то ведь лежат эти медведи, с чего-то ведь Трауберг скопировал свои фальшивки… А вдруг у него имеются оригиналы?! – Осененный этой мыслью, он вытаращил на меня глаза. – Боже, если это так, мне не будет покоя!

– Не заводитесь, – успокоила филателиста я. – Если бы у них были оригиналы, они бы их вам и показали. Скорее всего у них имелся под руками какой-нибудь каталог. Или они скачали изображение из Интернета.

– Думаете? – разочарованно поник Кормильцев. – Ну да, вы, конечно, опять правы. Раз уж ворюгами руководил Еманов, он, разумеется, мог предоставить необходимые материалы… Вот скотина! Как подумаю, что мои марки преспокойно лежат у него в закромах, у меня просто сердце переворачивается!

– Вы бы лучше оставили пока в стороне эмоции, – посоветовала я. – Сосредоточьтесь на конкретных деталях. Вам придется много чего вспомнить. Между прочим, не забудьте сообщить имена и адреса псевдофилателистов – Крамер проживает на Университетской, а Буханкин – на проспекте Строителей. Лучше всего, давайте-ка, я вам запишу…

Кормильцев бережно взял у меня бумажку с адресами и неуверенно спросил:

– Но ведь мне придется сознаться, что прежде я обратился к вам… Возникнут вопросы…

– Вопросы в любом случае возникнут, – сказала я.

– Это верно, – растерянно согласился Кормильцев, – как же иначе… Но мне придется ссылаться на вас. Вас, вероятно, тоже будут допрашивать.

– Мне не привыкать, – улыбнулась я. – Кстати, звонит телефон! Может быть, это ваш приятель?

Кормильцев стремглав выскочил в соседнюю комнату. Теперь он разговаривал недолго и через пять минут возвратился, возбужденный и растерянный.

– Сейчас отправляюсь в прокуратуру, – сказал он. – Мне дали координаты, к кому обратиться. Пока сказали явиться одному. Наверное, вас потом вызовут.

Меня вызвали уже на следующее утро – только не в прокуратуру, а в Управление внутренних дел к старшему оперуполномоченному Жильцову. Тот, кто звонил, весьма строго предупредил, чтобы я захватила с собой все материалы по известному мне делу. Тон был такой, будто мне предлагали оформить явку с повинной.

Но мне было не привыкать – милиция всегда недовольна, когда мы суем нос в ее дела, хотя на всех своих пресс-конференциях милицейские начальники непременно трубят, что борьба с преступностью – дело общее.

Тем не менее распоряжение, мне отданное, я выполнила неукоснительно – взяла и альбом с фальшивыми марками, и чудесный аппарат. В глубине души я на какой-то момент чуть-чуть пожалела, что не могу приобщить к уликам пухлую тетрадь с подозрительными расчетами, – тогда эффект был бы гораздо более впечатляющим. Но теперь уже не стоило вспоминать о ней.

В УВД поехала на собственной машине. Накануне вечером я забрала ее из двора на проспекте Строителей. С «Ладой» все было в порядке, даже зеркала не сняли, что я восприняла как отдельный подарок судьбы.

В милиции отыскала кабинет Жильцова и, войдя, обнаружила там человек пять бойких молодых людей с бесстрашными глазами и твердой линией подбородка. Они разговаривали громкими уверенными голосами и без остановки сыпали блатными словечками. По-видимому, у Жильцова шла летучка.

При моем появлении разговор смолк, и внимание молодых людей целиком переключилось на меня. Кто-то одобрительно присвистнул, кто-то подставил мне стул, кто-то даже начал рассказывать свежий анекдот. Но хозяин кабинета сильно хлопнул ладонью по столу и посоветовал всем убираться.

– Работаем! – прорычал он. – Все работаем! Вам здесь не подиум!

Потом он посмотрел на меня и почему-то неприязненно спросил:

– Вы, девушка, ко мне?

На вид ему было лет тридцать семь – крупный мужчина с тяжелыми кулаками и пухлыми губами деревенского жителя. Жильцов был старательно подстрижен под полубокс, отчего его большая голова имела форму квадрата. Серые глаза смотрели неотрывно и строго, практически не мигая. А голос у него оказался противный, рыкающий. Если добавить, что Жильцов вообще не улыбался, то портрет будет почти полным.

Итак, он спросил, к нему ли я пришла, и получил ответ, что именно к нему.

– Меня зовут Ольга Юрьевна Бойкова, – пояснила я. – От вас недавно звонили…

– Ах да! – пренебрежительно сказал Жильцов, вороша на столе какие-то бумажки. – Вы та самая дама, которая выпускает какую-то газетку?

– Было бы лучше, если бы вы называли ее газетой, – хладнокровно заметила я. – Мы же не называем вас милиционериками…