Я не знал, что делать. По коридору мне было не двинуться. А в комнате… А в комнате мне только и оставалось, что бросаться на стены от бессильной злобы.

— Скотина, — с чувством произнес я.

Приятного в осознании того, что ты находишься в ловушке, мало. Я не стал задаваться вопросом, почему кто-то был уверен, что я соглашусь на предложение Альберта. Я стал задаваться иным вопросом. Зачем нужно было оставлять меня здесь — в комнате, из которой я не выйду? Пусть сам я не выйду, но ведь в конце концов сюда придут охранники, чтобы сменить хотя бы того, кто сейчас спал в кресле возле стола. Или не спал? Но все равно — смена ведь придет. Значит, меня рано или поздно обнаружат. Если…

Если только…

Мне стало страшно. Что-то у меня в мозгу щелкнуло, закрутилась новая шестеренка, словно наконец попала на зубчики главной шестерни, и ситуация для меня стала проясняться.

Я вспомнил слова Алины. Как она говорила… Управляющие уничтоженных фирм знали… Они не сидели… А еще Альберт не боялся, что его рожу запомнят. Не боялся, потому что… «В определенный день, в определенный час…» — его, урода, слова.

Я стал шарить глазами по помещению. Телефона здесь не было.

Но мне нужно было выбраться отсюда. Самому. Мне это было просто необходимо. Иначе никто меня отсюда не выведет, разве что вынесут вперед ногами.

Я ошалело переводил взгляд с одной голой стены на другую. Наконец мой блуждающий взгляд соизволил метнуться к потолку комнаты. И вот тут-то… я увидел крышку люка, запертую на задвижку. По всей видимости, Альберт об этом выходе забыл либо вообще о нем не знал.

Так или иначе, но у меня появилась надежда. Можно сказать — последняя.

2

Мне точно стоило поблагодарить того, кто оставил здесь швабру. Так кстати.

Я отбросил тряпку. Затем поднял швабру и концом стал пытаться сдвинуть задвижку. Со второй попытки мне удалось сместить загнутый конец задвижки так, что по этому концу можно было бить шваброй, выталкивая стержень задвижки из скобы. Что я и принялся делать с энтузиазмом.

Стержень медленно выползал из скобы. Сколько прошло времени, не знаю, но вспотел я изрядно. Пришлось освободиться от пиджака, галстука. Еще немного, и я бы стал раздеваться дальше. Но к тому моменту, как у меня возникло желание снять с себя рубашку, стержень выскочил, и крышка люка со скрежетом упала вниз, зависнув на петлях. На этих петлях крышка несколько секунд покачалась и застыла.

Проход был открыт. И я глянул в образовавшееся квадратное отверстие.

Я увидел над собой голубое небо и едва не издал радостный клич. Но тут же сник. Мне нужно было еще до этого выхода дотянуться. Так что все еще было впереди.

Стены были высотой примерно в три метра. Я было подпрыгнул, но, как и следовало ожидать, — результат оказался никаким. Не мировой призер, чай.

Тут я посмотрел на папки с бумагами. И подумал, что пора найти им достойное применение. Кое-как я соорудил горку из этих папок, затем отошел и прищурился, примеряясь. Становиться на папки не было смысла. Они враз поедут под ногами. Даже подпрыгнуть не успеешь.

Поэтому я решил поступить по-иному.

Я отошел почти к самому выходу из помещения, набрал полную грудь воздуха и бросился вперед. Сначала я оттолкнулся от пола, взлетел на сооруженную бумажную горку, сделал еще один толчок, выбросив вверх руки. Папки, естественно, поплыли у меня под ногами, но опорой для толчка они все же послужили, и как итог — я уцепился за края люка.

Я висел, пока мое тело не прекратило покачиваться. Только тогда я решил двигаться дальше.

Подтянувшись на руках — годы тренировок в спортзалах не пропали даром, — я завел локти за края прохода и уже стал покачиваться на локтях. Я думал, что таким образом моя голова окажется снаружи, но ошибся. До крыши еще нужно было добраться. С правой стороны лаза до крыши было около метра, с левой — несколько больше. Я понял, что выход на крышу был не прямым, а наискосок.

Локти упирались в края прохода. Теперь оставалось как-то забросить ноги. С третьей попытки мне удалось забросить одну ногу, а дальше пошло полегче. Я уже мог упираться ногой в твердую основу и при этом передвигать руками.

Упершись ногой, я подтянул вверх туловище. Теперь и вторая нога зацепилась за край лаза. И вот я выбрался, наконец, и глотнул свежего воздуха.

Крыша шла под углом, и я находился с той стороны здания, с которой был виден глухой забор. Вход на территорию «Кедра» оставался с другой стороны. Я посмотрел на конек крыши. Я находился где-то посередине крыши и до ее вершины, с которой крыша под углом уходила вниз на другую сторону здания, мог бы добраться — если бы я, конечно, хотел оказаться на той стороне. А вот этого-то я не хотел. Я подумал, что когда меня увидят на крыше охранники, то не станут даже выслушивать, а просто снесут башку из помпового ружья. А уж потом будут разбираться. Рисковать я не стал.

Моя сторона была тыльной. И тут никого не было видно. Но если я окажусь на земле, то наверняка понатыканные внизу камеры наблюдения и датчики оповестят охрану о моем присутствии. Правда, до земли было далековато…

Ломать себе я ничего не желал. Но и торчать на крыше никакой охоты не было. Я лежал на крыше и думал, как поступить дальше. Карабкаться наверх не стоило. Я боялся пули. Прыгать вниз… В общем, опять ловушка.

Я видел над собой голубое небо без единого облачка и… И что-то еще. Я приподнял голову. Надо мной тянулся провод — от металлического стержня, установленного на коньке крыши и, пересекая территорию фирмы, куда-то за забор.

Провод несколько провисал, и, приподняв руку, я мог до него дотянуться.

Я вспомнил какой-то боевик, в котором герои на брючных ремнях съезжали по проводам вниз, и невольно опустил глаза.

У меня был ремень. Но с крыши подобным образом я никогда не съезжал. И даже не представлял, насколько реально было то, что показывали в кино для идиотов.

Впрочем, выбирать было не из чего.

Я вытащил ремень из брюк и перекинул его через провод. И даже зажмурил глаза, думая, что меня сейчас током долбанет.

Нет. Не долбануло.

Я двумя руками потянул на себя ремень. Провод еще больше провис, но не оборвался.

— С богом! — подбодрил я себя, оттолкнулся от крыши и, держась за ремень, заскользил по проводу вниз.

3

На секунду я зажмурил глаза, но затем поспешил их открыть, чтобы видеть, как приближаюсь к забору.

Оттолкнулся я неплохо. И набрал довольно приличное ускорение, так что ремень прямо-таки скрипел от трения. И в какой-то момент я встревожился: лишь бы ремень выдержал меня. О проводе я уже не беспокоился.

Я пролетел над забором на высоте около двух метров и понял, что пора отпускать концы ремня, то есть пора прекращать скользить. Я миновал территорию фирмы, а сразу за забором провод стал резко подниматься вверх, уходя к верхушкам деревьев и еще дальше — к шоссе, где стояли телеграфные столбы.