Но что-то тут было не так... Я сразу почувствовал, что Карел нас не обманул. В противоположных концах ангара имелись двое ворот. Одними давно не пользовались, завалили ящиками полетами, на вторых висела панель с лампочками и моргал диод сигнализации.

Мы медленно обследовали помещение, но не нашли ничего, кроме залежей пустой тары и тюков со скрученными резиновыми шлангами. При каждом шаге под ногами похрустывала цементная крошка. Под потолком на разные голоса завывали вентиляционные трубы, где-то далеко перелаивались собаки.

Здесь даже нечего было украсть.

Наконец мы собрались в углу возле громадной проволочной клетки, запертой на замок. В таких местах обычно сидит начальник склада и заодно присматривает за самыми ценными товарами. Внутри клетки пылились двадцатифутовый морской контейнер и огромные напольные весы.

— Камера, — сказал один из Макиных.

Я задрал голову. Так и есть, на верхней перекладине сетки, на четырехметровой высоте, висел еще один портативный телеглаз, уставив объектив прямо на дверцу в контейнере. По моей команде Серый плащ проворно забрался наверх и перекусил провода.

— Теперь будем ждать, пока не выйдут.

Мы спрятались, но снаружи опять никто не пришел. Не успел я обрадоваться, как лязгнул засов, в контейнере отворилась дверь и высунулся парень в ватнике с автоматом на плече. Он внимательно огляделся по сторонам, поводил стволом и подошел к штанге, внутри которой спускался проводок. Из приоткрытой дверцы контейнера за его спиной шел слабый свет.

— Вперед, — скомандовал я. — Вырубить его, только тихо.

Парень подергал проволоку, затем вытащил сотовый и застыл в задумчивости. Видимо, отключение верхней камеры общего обзора он списал на непогоду или на крыс, а теперь решал, стоит ли тревожить начальство.

Серый плащ не полез через заграждение. Такое я видел впервые, и Лиза говорила, что у обычного человека это вообще не получится. Дело не в тренировке. Человеку так не перенастроить внутренние органы, которых у робота просто нет...

Штамп в три касания пересек полутемный проход, на короткий миг застыл у сетки и... просочился внутрь. Охранник развернулся в самый последний момент, когда Серый плащ уже возник у него за спиной и коротко ударил в горло. Не успел парень упасть, как рядом очутился Макин и подхватил автомат.

Потом, через верх, они втащили в сетчатый короб меня, и Серый плащ толкнул дверь в контейнер. Внутри все оказалось так, как я и предполагал. Лампа, калорифер, прожженный окурками стол, железный шкаф и кресло. Бурчал переносной телевизор. Макины аккуратно усадили сторожа на законное место, затем Серый плащ опустился на четвереньки и обшарил пол.

На сей раз я догадался быстрее робота и сразу указал верное место. Люк, ведущий в подвал, располагался прямо под тяжелым железным шкафом. Самому охраннику спускаться туда, очевидно, не позволялось. Даже Макиным пришлось потрудиться, прежде чем они отодвинули громоздкую пластину и нащупали нужные дырочки в полу. Хорошо, что у них пальцы утончаются. Без специальных крючков эту махину фиг поднимешь!

Над столом висели четыре маленьких экрана. Два из них, благодаря нам, показывали полосы, на третьем виднелись сугроб и край железных ворот, а на четвертом — плохо освещенный коридор с трубами вдоль стен.

Так я и думал. Существовал еще один вход, парадный. Не могли же хозяева фабрики всякий раз двигать шкафы.

Едва я взялся за первый из толстых крючьев, уходящих в темноту, как в голове точно зажегся сигнал тревоги. Словно кто-то умный повторял: «Не ходи... не ходи... еще есть шанс вернуться...» Там внизу поджидало нечто настолько плохое, что во мне взбесился каждый нерв. Даже зубы начали побаливать. Но и отступление смысла не имело — последняя остановка была упущена.

Кто не спрыгнул вовремя, должен оставаться в поезде.

Я спускался вниз, а сырая темнота поднималась навстречу.

Я сразу почувствовал, что внизу есть люди, и Макин сказал, что он тоже чует разумные формы. Роботам пришлось порядочно повозиться со следующей дверью. Отпиралась она с помощью здорового колеса, и вдобавок имелись два навесных замка.

Наверное, тут когда-то было бомбоубежище Я даже слегка расслабился, потому что подсознательно ожидал встречи с очередным призрачным усилителем. Но Скрипачом тут и не пахло.

Зато пахло как в больнице.

Длинный сырой коридор освещался единственным тусклым светильником. Слева и справа я насчитал всего шесть дверей. В углу под сводчатым потолком висела очередная камера, но не работала. И вообще складывалось ощущение, что в этот каменный мешок не заходили лет сто. Мы вскрыли поочередно все двери, оставив главную, торцевую, напоследок. Не нашлось ничего интересного, кроме нескольких носилок и коробок с медикаментами. Таблетки, ампулы, бинты, мягкие полиэтиленовые пакеты, заполненные какой-то жидкостью...

Макин сказал, что за торцевой дверью коридор раздваивается, там теплее на двенадцать градусов и есть люди. Стальная дверь была притерта намертво, и на сей раз колесо не поддалось. Запоры находились с другой стороны. Лиза спросила, не лучше ли мне остаться, а штампы пройдут сквозь железо, осмотрятся и доложат. Я резонно заметил, что, дескать, стоило ли вообще так надрываться, чтобы коротать вечер наедине с крысиным дерьмом.

На самом деле я вовсе не чувствовал себя героем. И было то, в чем бы я Лизе ни за что не признался: я вовсе не хотел проникнуть за следующую дверь.

На преодоление столь мощной преграды полиморфам потребовалась уйма энергии. Рядом с Макиным стало невыносимо жарко стоять. Он прилип к стальной плите, распластался, очертания одежды задрожали, затем лицо начало проваливаться внутрь... Глядеть на подобные фокусы со стороны было довольно жутко. Словно человека разрезало поперек!

Вот остался только затылок, плечи и шевелящиеся лопатки, кусок лодыжки, вот пропал локоть. Серая краска на двери пузырилась, стекала вонючими струйками, обнажился слой блестящего металла... Наконец штамп окончательно пробурился насквозь, а сталь разогрелась, как газовая конфорка после жарки.

Я представил себе, что мог подумать охранник, находящийся внутри, и не позавидовал ему.

Не прошло и минуты, как запоры лязгнули и Макин впустил нас внутрь. Стоило мне вдохнуть жаркой, застоявшейся духоты, я сразу понял, что, кроме запаха лекарств, в здешнем воздухе витало кое-что похуже. Здесь воняло гнилью, потом, немытыми телами.

И здесь пахло кровью.

Не стоило сюда приходить.

— Девять живых объектов я идентифицирую как местных гуманоидов, — деловито сообщил не до конца остывший Макин. — Шестеро находятся в запертых помещениях слева, из них четверо погружены в сон. Трое — в помещении справа, из них спит один. Но сон в данном случае вызван анестезирующими препаратами. Того, кто спит, идентифицирую как ребенка мужского пола четырех-шести лет. Большая потеря крови, недавно подвергся хирургическому вмешательству. Наибольшая опасность — из помещения справа. Трое мужчин, легкая степень алкогольного опьянения, возраст от Двадцати до двадцати восьми, вооружены холодным оружием...