— Они так же, как и мы, крайне озабочены всем происходящим. Насколько нам известно, компания ни в чем не виновата. По сути дела, она и ее служащие пострадали больше всех. Кто же знал, что найдется пара паршивых овец…

Бентон устремил взгляд вперед, в сторону кабины и двух крепких пилотов в гражданской форме.

— Самолетом управляют пилоты из КСЗ. И мы проверили каждый винтик и болтик этой машины, прежде чем лететь. Не волнуйся. А по поводу того, что я еду с тобой, — он взглянул на меня, — повторю еще раз. То, что происходит сейчас, — оперативная разработка. Непосредственную работу на месте ведет КСЗ. Я понадоблюсь в том случае, если террористы выйдут на связь. Когда мы сможем, по крайней мере, установить их личности. Но, думаю, это произойдет не раньше, чем через несколько дней.

— Откуда ты знаешь? — Я налила кофе.

Он взял чашку, и наши пальцы соприкоснулись.

— Знаю, потому что понимаю, чем они заняты. Им нужны эти топливные сборки, а доставать их — задачка не из легких, на это уйдет время.

— Реакторы остановлены?

— Руководство компании утверждает, что террористы остановили реакторы сразу же после захвата станции. Следовательно, они знают, чего хотят.

— И их двадцать человек.

— Приблизительно столько прошло в аппаратную. Но на самом деле мы не знаем точно, сколько их сейчас.

— Это посещение, когда оно было запланировано?

— Энергетическая компания говорит, что первоначально оно было намечено на конец февраля.

— Значит, они перенесли ее на более ранний срок. Меня это не удивляет, если вспомнить, что произошло в последнее время.

— Да, — глухо отозвался Уэсли. — Тренинг неожиданно перенесли за пару дней до того, как был убит Эддингс.

— Судя по всему, они готовы на все, Бентон.

— И, по-видимому, безрассудны. Но не слишком хорошо подготовлены, — добавил он. — А для нас в этом есть и плюсы, и минусы.

— А что насчет заложников? Как, по-твоему, они их отпустят?

— Трудно сказать… — ответил Бентон, устремив застывший взгляд в иллюминатор. Лицо его выглядело угрюмым в мягком боковом свете.

— Боже, — пробормотала я, — если они попытаются вылить топливо, случится национальная катастрофа. И я не представляю, как они могут это сделать. Эти топливные сборки, вероятно, весят по нескольку тонн каждая… К тому же радиация… Если приблизишься к ним, умрешь на месте. И как они вывезут их со станции?

— Станция окружена водой для охлаждения реакторов. А неподалеку, на реке Джеймсе, мы ведем наблюдение за их баржей.

Я вспомнила, что Марино рассказывал о баржах, доставляющих ящики в лагерь неосионистов, и спросила:

— А мы не можем взять ее?

— Сейчас мы ничего не можем. До тех пор, пока не освободим заложников. — Он пил кофе маленькими глотками, а горизонт постепенно становился бледно-золотым.

— Значит, лучший сценарий мог бы быть таким: они берут, что хотят, и уходят, не убив больше ни одного человека, — предположила я, хотя и не думала, что такое возможно.

— Нет. Лучший сценарий — это остановить их там. — Бентон посмотрел на меня. — Нам не нужна баржа, полная высокорадиоактивного вещества ни на реках Вирджинии, ни в море. Что мы будем делать, угрожать затопить ее? Кроме того, полагаю, они заберут заложников с собой. — Он помолчал. — И рано или поздно всех их убьют.

Я представила этих бедных людей, испуганных, парализованных страхом. Я знала, как физически и психически проявляется страх, и рожденные знанием и воображением образы обжигали душу. Во мне поднималась волна ненависти к этим нелюдям, называвшими себя неосионистами; пальцы рук сами по себе сжимались в кулаки.

Уэсли взглянул на мои побелевшие костяшки на подлокотниках кресла и, наверно, подумал, что я страдаю аэрофобией.

— Осталось немного, всего несколько минут. Мы уже снижаемся.

Мы приземлились в аэропорту Кеннеди, где на взлетной полосе нас ждал автобус. Им управляли двое плотно сбитых мужчин в костюмах, и я не стала спрашивать про них Уэсли, потому что уже и так все знала. Один из них провел нас в здание аэровокзала, к окошечку «Бритиш эйруэйз», любезно согласившейся сотрудничать с Бюро — или, может, с Пентагоном — и предоставившей два места на ближайшем «Конкорде», вылетающем в Лондон. У стойки мы осторожно показали удостоверения личности и сказали, что не имеем при себе оружия. Агент, приставленный нас охранять, проследовал с нами в зал ожидания. Поискав его глазами через несколько минут, я заметила, что он просматривает стопку иностранных газет.

Мы с Уэсли сели на скамью перед широкими окнами, выходящими на взлетно-посадочную полосу, где стоял похожий на гигантскую белую цаплю сверхзвуковой самолет, в который заливали топливо через толстый, вставленный сбоку шланг. «Конкорд» больше походил на ракету, чем на любой из виденных мною коммерческих самолетов, и, судя по всему, большинство пассажиров уже утратили способность изумляться и восхищаться этой машиной. Они лакомились выпечкой и фруктами, а некоторые уже смешивали «Кровавые Мэри» и «Мимозы».

Мы с Уэсли разговаривали мало и постоянно оглядывали толпу, держа перед собой раскрытые газеты, прямо как пресловутые шпионы или беглецы. Я видела, что он обращает особое внимание на выходцев с Ближнего Востока, я же больше остерегалась людей, которые выглядят так, как мы, потому что вспомнила Джоэла Хэнда в тот день, когда столкнулась с ним в суде и нашла его привлекательным и благовоспитанным. Если бы сейчас он сидел рядом со мной и я не знала его, то подумала бы, что он гораздо лучше вписывается в атмосферу аэропорта, чем мы.

— Ну, ты как? — Уэсли опустил газету.

— Не знаю. — Я волновалась. — Так скажи мне: мы одни или твой друг все еще здесь?

Его глаза улыбнулись.

— Не вижу тут ничего смешного.

— Стало быть, ты думала, что секретная служба может быть где-то поблизости. Или, например, тайные агенты.

— Ясно. Догадываюсь, что тот мужчина в костюме, который привел нас сюда, из спецслужб «Бритиш эйруэйз».

— Позволь, я отвечу на твой вопрос так: если мы и не одни, Кей, я тебе этого все равно не скажу.

Мы еще с минуту смотрели друг на друга. Мы никогда не ездили вместе за границу, и сейчас время было не самое подходящее, чтобы начинать совместные путешествия. Он был в синем костюме, очень темном, почти черном, своей обычной белой рубашке и строгом галстуке. Я оделась с таким же тщанием и строгостью, и к тому же мы оба были в очках. Я подумала, что мы похожи на партнеров какой-нибудь юридической фирмы, и, разглядывая других женщин в зале, я в какой-то момент поняла, что сама никак не тяну на образ чьей-нибудь жены.

Зашуршав бумагой, он сложил «Лондон таймс» и взглянул на часы.

— Думаю, это касается нас. — Диктор снова объявил посадку на самолет, вылетающий рейсом № 2.