— А это уже — не твое собачье дело.

Общины арагонских евреев обсуждали, что делать дальше, как никогда горячо и уже раскололись на несколько лагерей.

Большинство считало, что надо принять условия португальской Короны, то есть заплатить по одному золотому дукату за каждого принятого еврея плюс отдать четверть всех ввозимых товаров и начинать врастать в землю новой родины. Многие, особенно из городских, были склонны принять крещение и остаться, но признаваться в этом более стойким верой сородичам никто не спешил. И лишь единицы были готовы оборвать все корни и правдами и неправдами прорываться в мусульманские либо евангелистские страны — например, в Швейцарию.

Пожалуй, этих и отговаривали более всего: с риском для жизни переходить границу, чтобы попасть в нищую горную страну, живущую только продажей наемных гвардейцев, — это и впрямь глупо.

— Поэтому принцесса Маргарита и принимает всякую шваль, что деваться ей некуда, — объясняли те, кто поумней. — Нет у этой страны будущего, а значит, и у ваших детей его не будет.

Понятно, что упрямцы начинали говорить, что сами себе все создадут, но, по большому счету, даже они понимали: гарантий никаких.

Бруно использовал свою условную свободу целиком. Да, у дверей стоял охранник, но листать стоящие на полках книги охранник не мешал, и Бруно просматривал библиотеку и думал. Его цель всегда была в том, чтобы устанавливать Порядок. Теперь, после посетившего его во время пытки озарения — Вселенский Порядок.

Логических препятствий тому не было — главным образом потому, что мироздание и впрямь было построено по принципу курантов. Дотошно изучивший небесную механику, Бруно видел: это обычный механизм. Тридцать зубьев — дней месяца — командовали женщинами. Двенадцать зубьев Зодиака прямо управляли сменой времен года. Девятнадцатилетняя шестерня лунного цикла вызывала приливы и отливы. Механика мироздания была согласована во всех своих частях и замыкала полный цикл каждые 532 года.

Звезды и планеты настолько явно действовали на мир, что астрологи даже создали таблицу соответствия между знаком, под которым человек родился, и его судьбой. Но Бруно видел дальше астрологов.

Изучивший множество часов, Бруно знал, как никто: любая шестерня влияет на все остальные. Жизнь это правило подтверждала, и даже воробей мог заставить настоятеля огромного монастыря упоминать о себе через день. И это означало, что любое действие человека, хотел он того или нет, заставляет небесные светила содрогаться и… менять ход.

— Ерунда, — решительно отверг эту версию сеньор Томазо. — Что бы человек ни делал, а пути звезд остаются неизменны.

Бруно рассмеялся. Любой часовщик знал, что мелкие отклонения конструкции часов компенсируют друг друга. Именно поэтому даже самые примитивные куранты столь точны.

— Люди никогда не пробовали действовать согласованно, — объяснил он, — а если каждый тянет в свою сторону, повозка останется на месте.

Сеньор Томазо нахмурился.

— Ты хочешь сказать, что если, встав поутру, все люди одновременно топнут левой ногой…

— Мир лопнет, — закончил мысль Бруно. — И это называется резонанс. Но люди — не дрова, они вовсе не обязаны лежать в рядок.

Сеньор Томазо уставился в пространство перед собой. Похоже, он лишь теперь начинал осознавать, что всю жизнь помогал Церкви использовать людей именно как дрова.

— Да, люди — не дрова, — повторил Бруно. — Люди — шестерни. И у каждого — своя роль в механизме, который следует собрать.

— Ты хоть понимаешь, на что замахнулся? — пристально посмотрел на него сеньор Томазо.

Бруно кивнул — он понимал.

Едва Генерал дал добро, времени на разговоры практически не осталось — разве что по ночам. Понимая, что и в Португалию тоже придется ехать ему, Томазо метался из Трибунала в Трибунал, заставляя инквизиторов шевелиться, и недели через две-три маховики Святой Инквизиции со скрипом стронулись с места.

— Ваши повара связывают ноги животным перед тем, как их зарезать? — крайне вежливо допрашивали грандов — одного за другим.

— А мне откуда знать? — как правило, отвечал гранд. — Наверное, связывают; у меня среди поваров есть и мусульмане.

— И вы это мясо едите?

Гранд начинал нервничать.

— Следующий вопрос, — не давал ему опомниться инквизитор. — Вы едите мясо животных, которые не были зарезаны?

— В смысле, дохлятину? — поднимал брови гранд.

— Отвечайте на вопрос, сеньор.

— Нет, конечно, — брезгливо передергивался гранд, не понимая, что только что положил камень на свою будущую могилу.

«Признал, что соблюдает магометанские обычаи в еде», — аккуратно записывал секретарь.

— Следующий вопрос, — не позволяя подозреваемому додумать уже сказанное, диктовал инквизитор. — Моете ли вы себе руки от кистей до локтей, а также лицо, рот, ноздри, уши, ноги и половые части?

— Не только… — сжимал кулаки гранд, — я вообще грязи не люблю.

«Признал, что моет тело согласно магометанскому обычаю», — мгновенно записывал секретарь.

— Моете ли мертвецов и погребаете ли их в непаханой земле? — продолжал инквизитор.

И вот на этом пункте ловились три четверти грандов, фактически все, кто происходил от мусульман. Похоронные обряды сохранялись прочнее всего, даже невзирая на крещение, а доказать их соблюдение было проще простого — по обычной кладбищенской описи.

Одновременно — также по всему Арагону — добивали грандов, подозреваемых в ереси жидовской и нескольких ересях евангелистских.

— Читайте «Зеленую книгу» и высланное вам дело. Там все, что надо, уже есть, — терпеливо объяснял инквизиторам Томазо. — Не получается в жидовской ереси обвинить, пробуйте в евангелистской. Не выходит и там, пытайтесь греческую или армянскую вменить. Работайте, сеньоры, работайте!

Понятно, что, поскольку канонического богословия никто из грандов не зубрил, рано или поздно попадались все. А у тех, кто сопротивлялся, инквизиторы брали жену или дочь, племянника или племянницу и так, по цепочке, собирая каждое неосторожно сказанное слово, добирались до нужного горла. И лишь тогда появлялся человек Ордена.

Предложение было простым и понятным: гранд выставляет посильный отряд и лично выходит на войну с Гранадой, и все грехи ему, как участнику Крестового похода, тут же погашаются.

— Мы же не воюем с Гранадой… — как правило, потрясенно выдыхал гранд.

— Пока не воюем… — поправлял его монах.

Иосифу не на что было не то чтобы оплатить проезд до Амстердама, как ему советовал отец, но даже купить осла — все имущество забрала Инквизиция. И потому он долго шел пешком.

Дорога была утомительной и непростой. Во-первых, почти на каждом крупном перекрестке приходилось останавливаться и ждать, пока через дорогу, в сторону Короньи, пройдут стада коров. Мусульмане понятия не имели, как погрузят все эти стада на корабли и сколько с них возьмут за перевоз, но оставлять скотину королю не собирались.