Кошка, словно подтверждая слова хозяйки, протяжно мяукнула и вернулась к миске.

Они расстались в переулке, договорившись созваниваться, как только будет появляться новая информация о деле. Александра передала новообретенной приятельнице ключ от мастерской, поскольку та сама вызвалась заходить через день и оставлять под дверью еду для кошки. Взять бродячего и явно полудикого зверька к себе Елена не решилась, да Александра и не предлагала ей этого. Запереть животное в мансарде обе женщины единогласно сочли слишком жестокой мерой. Кошке предоставили разгуливать на свободе в расчете, что она будет время от времени наведываться к миске.

– Внутрь можете не входить, но ключ на всякий случай возьмите, – на прощание сказала художница. – А знаете, нам с вами пора бы уже перейти на «ты». Как считаешь?

– Давно пора, – согласилась Елена, опуская увесистый ключ в карман пиджака. – Надолго ты уезжаешь? Даже не спрашиваю куда. Лучше уж знать поменьше…

– Почему? – улыбнулась Александра. – Тоже мне, тайна. Еду в Питер. Поживу несколько дней у знакомых, чтобы тут не мелькать. В общем, кошку можно бы и не кормить, не пропадет, сколько времени без меня обходилась… Но у меня сердце будет не на месте, она же беременная. А если вдруг родит под дверью, то…

– Найду в мастерской какой-нибудь ящик и устрою им на площадке дом, – пообещала Елена.

– Точно, не побоишься туда зайти?

– Скоро, кажется, я вообще перестану чего-либо бояться.

Женщины разошлись в разные стороны. Елена поспешила в сторону станции метро, Александра же, выйдя на бульвар, села в подошедший трамвай, идущий в сторону Сретенки. Едва оказавшись в одиночестве, она разом перестала улыбаться. Трамвай, по случаю воскресенья, шел полупустой, легонько позванивая на спусках. Мимо проносились немногочисленные машины, будто окрыленные тем, что бульвары свободны от будничных пробок… Но женщину не радовал ясный солнечный день, блеск пруда, тянущегося за окном, фигурки играющих на лужайках детей… Она сидела у окна, прижав к груди сумку, сдвинув брови, обдумывая все произошедшее. И ее мысли были совсем невеселы.

Записка, полученная сегодня, свидетельствовала не только о неудаче других охотников за панно. Главный ее смысл заключался в том, что они не собирались сдаваться и точно знали, за кем им нужно следить, чтобы достичь цели. Александра не раз оглядывалась. Ее мучило ощущение, что сзади кто-то упорно смотрит ей в затылок. Но в вагоне трамвая кроме нее было всего несколько пассажиров, и никто не обращал внимания на небрежно одетую, усталую женщину, прижимающую к груди испачканную красками брезентовую сумку.

У метро «Чистые Пруды» она вышла и дальше отправилась пешком, продолжая время от времени оглядываться, проверяя, не идет ли кто следом. Окончательно убедившись, что слежки нет, Александра даже почувствовала нечто вроде беспокойства. «На их месте логично было бы установить постоянную слежку за мастерской, и как только я появлюсь, хватать за горло… Неужели они в самом деле рассчитывают со мной договориться? Даже телефона не оставили, ни малейшего намека, кто такие и как с ними связаться! Боятся? Неужели думают, что я вернусь в мастерскую? Какая самонадеянность! Договориться… С курьером не получилось – убили. Панно не было вскрыто, я хорошо осмотрела его в номере. Они даже не понимали, где и как искать, а не зная тайны, можно потратить на это часы. Разве что с помощью рентгена… Несчастная жена актера явно явилась разбираться с Катькой и, на свою беду, попалась убийце под руку… Нелепая смерть. Коридорный погиб только вчера вечером. Значит, он все же не знал настоящего адреса, раз они выходят на меня с предложением. Может, он им продал пустышку. А может, и вообще ничего. Что же им остается? Артист с Катькой отбыли в неизвестном направлении. Катя молодец, сумела уломать этого труса, он-то боялся, что следователь будет в претензии, они же все давали подписки о невыезде из столицы. Ничего, предъявит справку от кардиолога. Пока она сумеет удерживать его за городом, их можно искать сколько угодно. Я хорошо вкрутила ей мозги. Итак, остаюсь только я. Альфа и омега этого дела. Со мной они не расправятся, пока не найдут панно и не узнают его тайну. У них меньше информации, чем у меня, или панно было бы уже вскрыто в номере. Лена считает, что убийца провел там минимум полчаса. Я бы справилась!»

Подойдя к дому на Сретенке, где жила Катя, Александра вошла в подъезд и с удовлетворением убедилась, что сегодня снова дежурит ее знакомая консьержка. Любовь Егоровна, увидев визитершу, явно испугалась. Она вскочила и, делая ненужные жесты, срывающимся голосом сообщила, что Катя уехала, на этот раз на самом деле.

– А я знаю, – ответила Александра, с любопытством следя за ее реакцией. – Я и не к ней, а к вам. Скажите, сюда этим утром никто не заходил, не спрашивал о ней? Например, куда Катя поехала?

Любовь Егоровна мгновение молча кривила губы, будто пробуя что-то горькое, а затем заявила, что не желает ничего обсуждать.

– Значит, кто-то приходил? – удовлетворенно кивнула Александра. – Попробую догадаться. Вероятно, не тот парень, который тут уже был в пятницу. Он сюда больше не сунется. Но тоже мужчина.

– А вот и нет, женщина! – не выдержала консьержка и тут же отвернулась, делая вид, будто ищет что-то в ящиках стола.

Александра насторожилась:

– Когда она здесь была? Как выглядела? О чем спрашивала?

– Нет-нет. – Любовь Егоровна еще ниже склонила голову, предоставляя собеседнице любоваться жидким пучком седеющих волос, скрепленных на затылке заколкой. – И не спрашивайте. Я себе не враг. И так страшно тут сидеть, после того что случилось. Выговор получила, зачем парня постороннего пустила в дом! А я разве его пускала? Говорю старшему по подъезду, что он сам залез, с крыши спустился, а тот будто не слышит… Вот что с сумкой я его выпустила, это признаю, тут моя вина есть. Но он же так нагло себя вел – будто бы вместе с Катей уезжает, и еще записку мне сунул… Записка-то меня и сбила с толку!

– Любовь Егоровна, то, что какая-то женщина спрашивала Катю, очень важно, – настаивала Александра. – Вы ведь не желаете ей зла, нет? Ответьте мне на пару вопросов, и забудем об этом.

– А я уже сегодня все рассказала следователю, – заявила та. – Он мне велел сразу звонить и сообщать, если что-то такое случится.

– Тем более, – с сильно забившимся сердцем отвечала Александра, стараясь любезно улыбаться и не показывать волнения. – Ему вы уже рассказали, почему же мнето нельзя?

– Это разные вещи, – сурово бросила консьержка и вдруг, устав от собственной неприступности, сдалась и зачастила: – Да и рассказывать нечего! Молодая девушка, совсем молоденькая! Явилась вчера поздно вечером, я как раз смену приняла. Они с Катей разминулись на какой-то час. Не больше. Та сразу было к лифту, я ее остановила. Спросила куда? Она ответила, что в четырнадцатую квартиру. Я сказала, что там никого нет, хозяйка уехала. Та спросила куда, я ответила, что не знаю. А я и правда не знаю. Катя мне только сказала, что следователь уже в курсе и не возражает. И тут она мне стала деньги совать. Сует тысячу рублей, а сама бормочет: «Скажите, скажите…» Я, конечно, ничего не взяла и велела ей убираться, а то милицию вызову. Девица разозлилась, но ушла.