19 марта Александр II отправил брату еще одну телеграмму, подтверждавшую первую и предписывавшую главнокомандующему уведомить, когда все будет готово для действия. Телеграмма заканчивалась словами: «Нам не следует терять времени, чтобы предупредить десант английских войск» (56. Кн. вторая. С. 449).

Николай Николаевич ответил императору, что обе его телеграммы «принял к сведению», чем крайне удивил брата, который подразумевал принять их «к исполнению и руководству». И в тот же день, 19 марта, Александр написал письмо великому князю: «Что скажет Россия и наша доблестная армия, что ты не занял Константинополя!.. Я с трепетом ожидаю, на что ты решишься…» (56. Кн. вторая. С. 449).

Но Николай Николаевич так и не решился. Данные царем главнокомандующему инструкции предусматривали два крайних случая: первый — добровольная уступка турок, и второй — высадка британского десанта. Но реальность оказалась иной: англичане не высаживались, а турки собрали со всей империи войска вокруг Константинополя и круглосуточно строили укрепления. Время работало на турок, и султан отказывался выполнять условия русских.

Николай Николаевич боялся ответственности в случае неудачи и хотел, чтобы царь лично отдал приказ о наступлении на Константинополь, а августейший братец также не решался брать на себя ответственность. Кончилось дело тем, что великий князь попросил брата разрешить ему оставить армию в связи с «расстроенным состоянием здоровья».

Царь повелел Николаю Николаевичу ехать в Петербург, а на место командующего армией был назначен генерал-адъютант Тотлебен, прибывший в Сан-Стефано 21 апреля 1878 г. Тотлебен был настроен крайне пессимистично. 27 апреля он отправил царю донесение, где называл успешное заграждение Босфора минами немыслимым делом. Да и само занятие Босфора генерал находил бесполезным, поскольку это, по его мнению, не помешало бы англичанам войти в Черное море. Также Тотлебен считал сложной и опасной операцией взятие укреплений Константинополя и его штурм, хотя и допускал, что занятие турецкой столицы произведет должное впечатление на турок и на европейские державы. Но война на этом не закончится, предрекал генерал, а лишь затянется на неопределенное время, что может вынудить русскую армию оставить Константинополь из-за нехватки продовольствия, вспышек эпидемий и нападений противника на наши коммуникации. В случае же неудачного штурма Константинополя Россия может потерять все, чего добилась в предыдущую войну. Поэтому Тотлебен предлагал добровольно отступить к Адрианополю, что дало бы возможность после оставления турками Шумлы и Варны отбить все попытки Турции занять завоеванную Россией Болгарию и разбить турецкую армию в открытом поле. И только после этого, считал новый главнокомандующий, возможно два корпуса Дунайской армии перебросить на подкрепление войск, сосредоточенных у австрийской границы.

Донесение Тотлебена лило воду на мельницу Горчакова и K°, которые хотели склонить Александра II к переговорам с Англией и Австрией, а, попросту говоря, к капитуляции.

Горчаков и K° все рассчитывали на содействие Бисмарка, чтобы умерить аппетиты Австрии и при этом удержать ее в составе союза трех империй. Но германский канцлер не желал отступать от политики, начатой им в начале восточного кризиса, и отказывался как-либо влиять на венский двор. Он считал, что России даже выгодно позволить Австрии «зарваться» на Балканах, и уж ни в коем случае не стоит рисковать ввязаться в войну с мощной державой из-за большей или меньшей протяженности границ Болгарии. Бисмарк считал, что «если же, невзирая на это, война все-таки вспыхнет между ними, то Германия останется нейтральною, так как ей одинаково было бы неприятно поражение и той, и другой из воюющих сторон» (56. Кн. вторая. С. 452).

8 апреля 1878 г. во время беседы с русским послом Убри при обсуждении Сан-Стефанского мира Бисмарк в раздражении воскликнул: «В сущности, я всегда думал, что вам нужно только несколько бунчуков пашей да победная пальба в Москве!» (56. Кн. вторая. С. 452).

Избегая вмешиваться в споры Австрии и России, Бисмарк тем не менее сам предложил свое посредничество между Россией и Англией, чтобы предотвратить столкновение британского флота с русской армией под стенами Константинополя. Он брался устроить соглашение между ними, результатом которого стали бы уход британской эскадры из Мраморного моря за Дарданеллы и одновременное удаление русских войск от турецкой столицы.

Английский и русский дворы приняли это предложение, но к соглашению оно не привело. Англичане требовали удаления русской армии за линию Мизия — Адрианополь — Дедеагач, т. е. на гораздо большее расстояние от Константинополя, чем бухта Безика в Эгейском море — обычное место стоянки британского флота. В Петербурге, естественно, на это не согласились, а также не сошлись на сроке возвращения обеих сторон на прежние позиции в случае нового разрыва.

Прошло уже два месяца со дня подписания Сан-Стефанского договора, а вопрос о мире ни на шаг не приблизился к развязке.

В мае 1878 г. в портах Англии началось сколачивание так называемой «особой эскадры» для войны с Россией. Командовать ею был назначен адмирал Купер Кей. «Особая эскадра» должна была войти в Балтийское море и атаковать Кронштадт. 7 июня адмирал Кей поднял свой флаг на броненосце «Геркулес» (водоизмещение 8680 т; вооружение: 8–10-дюймовых, 2–9-дюймовые и 4–7-дюймовые пушки).

Кроме Геркулеса в составе эскадры было шесть казематных броненосцев: «Уорриор» (водоизмещение 9210 т; вооружение: 4–8-дюймовые и 28–7-дюймовых пушек); «Резистанс» (6150 т; 2–8-дюймовые и 14–7-дюймовых пушек); «Гектор» и «Вэлиент» (оба по 6710 т; по 2–8-дюймовые и по 16–7-дюймовых пушек), «Пенелопа» (4470 т; 8–8-дюймовых и 3–5-дюймовые пушки) и «Лорд Уорден» (7940 т; 2–9-дюймовые, 14–8-дюймовых и 2–7-дюймовые пушки).

В составе эскадры были и два башенных броненосца. «Тандерер»[51]— самый мощный корабль водоизмещением 9330 т имел две башенные установки, в каждой из которых находилось по две 318-мм (12,5-дюймовые) пушки в 38 т. Таким образом, формально по огневой мощи он не уступал сильнейшему русскому броненосцу «Петр Великий». Но сей «Громовержец» имел, как и все без исключения британские корабли, дульнозарядные орудия. А чтобы орудия стреляли, их нужно было заряжать. И, как уже говорилось, дульнозарядные нарезные орудия нужно заряжать с ювелирной точностью, чтобы шипы (выступы) на снаряде попадали в нарезы. Орудия калибра до 9 дюймов кое-как заряжали вручную, а на более мощных пушках применяли гидравлические системы. Так, чтобы зарядить 12-дюймовую пушку «Громовержца», требовалось гидравлическим устройством опустить орудие со станком и платформой, затем повернуть башню в положение для заряжания, наклонить ствол и из-под палубы специальным устройством дослать заряд, а потом снаряд.

В ходе образцово-показательной стрельбы среднее время заряжания составляло 3 мин 46 с, но там были идеально подобраны углы вертикального и горизонтального наведения, при других же углах время заряжания превышало 5 мин. Как «Громовержец» и другие подобные броненосцы стреляли при волнении, скажем, два-три балла и выше, британские моряки умалчивают. Я же как инженер уверен, что они вообще не могли стрелять при столь хитрой системе заряжания.