Она засмеялась. Мы долго смотрели в глаза друг в другу, будто играли в гляделки. Внезапно проснулся мой соно, я виновато улыбнулась и вынула его из кармана. Девушка бросила на соник насупленный взгляд.

– Ненавижу эти штуки.

Я улыбнулась еще более виновато и просмотрела сообщение. Трубили общий сбор, наш корабль отправлялся через полчаса. Соник осыпал меня ворохом топографических сердец и пропел что-то на псевдоиольском – наверное, о любви. Так Микки выражала, что соскучилась, что устала, что не выспалась, что завидует и что ей не терпится оказаться дома. Уходить казалось дико невежливым, да и не хотелось мне тащиться в порт и лететь домой, в лабораторию, к руинам нашего фиаско. Повернувшись к девушке, я вздохнула.

– Вообще-то я тоже их ненавижу. До смерти.

Она кивнула.

– Тогда чего мы ждем?

И столкнула меня вниз.

– Ну, ты же до смерти хотела избавиться от этой штуки!

Видимо, это был ответ на мой протяжный, полный отчаяния визг. Он был из тех, что можно записать и продать фильмограферам для озвучки какого-нибудь хоррора. Но записать я ничего не могла – я выронила соно, и он улетел вниз.

– Поле держит только органику. Удобно, да? Все лишнее – вон.

Слетевшие с меня туфли отправились вслед за соно. А я почему-то нет. Нас окунуло в пропасть, потом мягко замедлило и подбросило обратно. Теперь мы лежали на воздухе. Жестком и довольно холодном. Я постучала по нему и отбила костяшки. Обернувшись, я увидела тот самый зал, из которого мы выпрыгнули. Нас разделял десяток метров… чего-то. Или наоборот – ничего.

Не знаю, чего мне стоило не повторить свой боевой клич и не броситься обратно в зал. Я взяла себя в руки и негромко всхлипнула. Девушка, лежавшая на таком же жестком «ничто», повернулась ко мне и заворочалась, устраиваясь поудобнее. Внизу, всего в километре от нас, бушевал кипящий океан. Какая расслабляющая обстановка…

– У нас такая традиция – пока не посмотришь весь дворец, никуда не уйдешь. Наверное, поэтому к нам редко кто заходит.

Она улыбнулась, я попробовала ответить тем же, но дрожащие губы ни в какую не хотели слушаться, собираясь лишь в нелепый оскал.

– Что-то подсказывает мне, что это очень древняя традиция. Ей целых двести биллионов наносекунд.

Она засмеялась, переворачиваясь на спину и жмурясь от яркого закатного солнца.

– Что-то вроде, но ты ведь не хочешь улетать сегодня, так? Останься на пансионе – мы гостеприимные, просто гостей нет. Одни независимые эксперты. Будешь гостем?

– Буду.

Я сейчас на что угодно соглашусь, лишь бы снова оказаться на чем-то более материальном.

– Ну и отлично. Все, что в тебе было от независимого эксперта, мы уже утопили. Значит, задержишься на недельку. У меня самой на полный осмотр дворца ушло семь лет, но, думаю, мы сумеем ускорить процесс. А если захочешь – сможем даже замедлить… Да не таращься ты вниз – если так страшно, смотри вверх.

Вверху было небо. Это было логично, это укладывалось в привычную картину мира, а потому успокаивало. Но до неба было куда больше километра. Меня снова начало мутить, поэтому я задрала голову и уставилась в стену покинутого нами зала – она была близкой, устойчивой, золотистой и внушала доверие. Вот только шея быстро устала, поэтому я опустила голову и уперлась взглядом в свою собеседницу, пытаясь не обращать внимания на то, что она лежит на багровом облаке, напоминавшем слона, сидящего на диете из удавов.

– Поднимайся. Отдохнули и будет.

Она ловко подпрыгнула, приземлилась на ноги и, как ни в чем ни бывало, оправила свое короткое одеяние. Мой взгляд снова уткнулся в ее идеальные ножки, попирающие ничто.

– Вставай. Поле дает стабильную опору, если ты это хотела услышать… Хотя я предпочитаю верить, что нас держат на кончиках пальцев духи ждущих воплощения предков… Так интереснее. И невоплощенным предкам какое-никакое занятие. Ты встаешь?

Я встала. Мне даже хватило выдержки одернуть костюм. Правда, делать я это старалась осторожно, будто боялась сдернуть себя вниз. Потом я неразумно опустила взгляд… Вы когда-нибудь стояли на воздухе? Нет, понятно, что в невесомости болтался каждый дурак и летал с гравитатором тоже – а вот ходить по воздуху вы пробовали? Чтобы чувствовать под ногами прохладную, твердую и даже немного шершавую опору, но видеть, что ее там нет. Я снова подумала, что все это голограмма и подо мной на самом деле пол, но потом вспомнила тягучий прощальный полет моего соника и туфель…

– Теперь пошли.

Обрадованная, я повернулась и зашагала к залу, хваля себя за то, что даже не спотыкаюсь от первобытного ужаса.

– Эй.

Девушка по-прежнему стояла на месте.

– Нам в другую сторону.

– Ты уверена? Нам же нужно осмотреть дворец…

– Он никуда не уйдет – он обещал. А вода сейчас – самое то. Догоняй.

Она бросилась вперед, к тонущему в океане солнцу, словно пыталась вытащить его за путающиеся в облаках лучи, не дать уйти на дно… Проклиная все на свете, я бросилась за ней. Пусть у меня не такие красивые ножки, но бегают они быстрее любых других – проверено и задокументировано.

Примерно через километр мы сравнялись, еще через пару минут я вырвалась на три корпуса. В светлый момент ликования и торжества справедливости я даже плюнула на то, что мы бежим по несуществующей дорожке. Наверное, поэтому я и пропустила тот момент, когда эта дорожка кончилась.

Мы с визгом рухнули вниз. Весь ужас вернулся ко мне умноженным на плюс бесконечность. Только сейчас я поняла, что она имела в виду под «водичкой» – кипящие волны величиной с хороший домик бушевали как раз под нами. Чтобы отвлечься от всепоглощающего отчаяния, я начала умножать свой скромный вес на ускорение свободного падения при существующей гравитации, чтобы вычислить силу импульса, с которой мы поцелуемся с океанской гладью. Получившаяся цифра выглядела… большой. Страшной… Похожей на «ой, мамочки», и пахла загубленной молодостью с привкусом несбывшихся надежд. Возможно, мне все-таки стоило сбросить пару кило – сейчас собственный вес приобрел определение «критический». От определения тоже пахло гнильцой. Я принялась выбирать волну, в которую мы врежемся, стараясь сохранять невозмутимость, как при выборе особнячка на лето.

Когда я уже выбрала себе низенькую с голубыми кудряшками, как последний памятник моему слепому доверию, я снова ощутила действие поля. Вот только скорость не уменьшалась. Через пару секунд я поняла, что меняется лишь глиссада – поле подталкивало в спину, все больше обретая плотность и превращаясь в скользкую плавную горку. Вспомнился график определения равновесной цены – на данный момент мы преодолели точку баланса и продолжали дешеветь. Спрос при этом стремительно повышался – мы уже почти горизонтально скользили метрах в ста над бушующими волнами… рынок бушевал, спрос на дешевую добычу рос среди пенистых покупателей, трясущих купюрами барашков и брызг.