– Грохнуть его, – в который уже раз повторил Мурза.

– Э, слушай, что ты все – грохнуть, грохнуть! Это самое простое, – опять вскинул руки Вахид.

– Старику звонили? – снова спросил Амир.

– Старик думает, – ответил Шамиль.

Вагик Баграмов тихо сидел в уголке. Он не спал всю эту ночь, он уже вообще мало что соображал. Рассказав чеченам о предложении Бухгалтера, он ожидал, что его похвалят, что назначат руководителем этой операции, но чечены особого энтузиазма не проявили. Они позвонили сидящему в Бутырках Старику, потом уселись за большой круглый стол, пили вино, закусывали мясом и зеленью. Говорили мало и с большими паузами.

Через два часа Вагик собрался уходить, но ему приказали сидеть и не дергаться.

«Ну, не нравится, так нечего и трепаться, – раздраженно думал Вагик. – Хотят грохнуть, пусть сами этим занимаются. Пора спать».

Но чечены сидели и сидели, перекидывались пустыми репликами и ничего не решали окончательно.

Часов в семь утра до Вагика вдруг дошло: «Им интересно! Им нравится! Им это так нравится, как ничто из предыдущего! Я никогда не видел, чтоб они сидели всю ночь и думали. Они ни за что не захотят грохнуть золотую рыбку! А меня никогда не назначат руководителем этой операции, потому что все возьмут в свои руки. Вах, они еще и передерутся за право первенства!»

Не успел он додумать эту нехитрую мысль, как зазвонил телефон.

Амир говорил по-чеченски, но Вагик понял – это Старик.

Переводить разговор Амир не стал. Он вернулся за стол и сказал:

– Чисто.

«Ага, они проверяли его по ментовским каналам, – понял Вагик. – И там все в ажуре».

– Все равно грохнуть его, – сказал Мурза.

– Э-э, тебя грохнуть! – сказал Вахид.

Хозяин казино вздрогнул. Чеченцы никогда так зло друг с другом не разговаривают.

«Точно, они сейчас передерутся!»

– Такой хитрый, да? – сказал Шамиль.

– Сам ты хитрый, как баба! – сказал Амир.

Это тоже было страшное оскорбление. Война, конечно, огрубила чеченцев, но остатки мужской гордости в них оставались, на оскорбление они отвечали резко и крайне жестоко.

По всем правилам уже давно должна была быть в этой комнате пальба. Но чечены только вяло переругивались и никакого оружия не доставали.

«Вах! – подумал Вагик. – Они хотят эти деньги! Они про честь забыли! Может, они и про меня забыли. Так я им напомню. Без меня им никаких денег не видать».

– Так, – сказал он, поднимаясь из угла, – пока вы тут не выяснили, кто из вас женщина, а кто хитрый, я скажу. Никакие ваши хитрости тут не проскочат. Мужик тертый. Он все рассчитал. Я с ним разговаривал не один раз. Мне он доверяет. И дело хочет вести только со мной. Вы можете меня грохнуть тоже, но тогда вы никогда с ним не свяжетесь, потому что только я знаю, как это можно сделать.

Чечены сверкали глазами, сжимали до хруста кулаки, но молчали в тряпочку и слушали свою «шестерку», как хорошие дети строгого отца.

– Лучше поговорим о цифрах. Нас в деле семь человек…

– Каких семь?! – чуть не хором закричали чечены.

– Я, Бухгалтер и вас пять.

– Какой пять?! – закричал Мурза. – Считать не умеешь?!

– А Старик?

– А где Старик?! Не вижу никакого Старика! – закричал Шамиль.

– Почему Старик?! – поддержал его Амир.

– Как знаете, – развел руками Вагик. – Тогда шесть. Двадцать процентов я беру себе, двадцать – Бухгалтеру. Шестьдесят процентов – вам.

Наверное, если бы Вагик сейчас словом и действием оскорбил весь чеченский народ, а так же всех родных и близких присутствующих, реакция была бы куда менее бурной.

Его чуть не порешили тут же, забыв, что, действительно, только он может связаться с Бухгалтером. Кричали до хрипоты, брызгали слюной, хватали его за грудки, чуть не били.

Сошлись на следующих долях: по двадцать процентов каждому.

– А Бухгалтер? – напомнил Вагик.

– Фиг ему!

– Грохнем его! – заключил Мурза.

К десяти часам в кабинете хозяина казино сидели шестеро: сам Баграмов, нервно поглядывающий на телефон, Амир, Шамиль, Мурза, Вахид и… Старик, которого в самом деле звали Аслан. Каким чудом он ухитрился ночью получить постановление суда или прокурора об освобождении из-под стражи – неизвестно. Но теперь проценты снова надо было делить, и Вагик вполне резонно рассудил, что, скорее всего, без процентов, а возможно, и без всего остального, останется именно он.

Купюры, оставленные Бухгалтером, проверили аж в четырех банках. Самым строгим образом. Все было чисто.

Тишина была такая, что даже мухи не летали. Поэтому, когда телефон зазвонил, казалось, что застрочили из крупнокалиберного пулемета.

Это был Бухгалтер.

– Ну, я понимаю, что вы все согласны, – сказал он после любезных приветствий. – Итак, встречаемся возле памятника Пушкину через десять минут. Там все и обсудим. Я надеюсь, вы приготовили деньги?

– Какие деньги? – не понял Вагик.

– Настоящие. Американские деньги.

– Он говорит про деньги, – закрыв трубку, обратился к своим хозяевам Баграмов. – Доллары.

– Понятно, – кивнул Старик. – Сколько?

– Сколько? – повторил вопрос в трубку Вагик.

– Миллион двести тридцать восемь тысяч, – выпалил точную цифру Бухгалтер.

Вагик понял, что повторить эту сумму чеченам он не в силах.

– Это очень дорого, – промямлил он.

– Мне так надоело с тобой прощаться, – угрожающе сказал Бухгалтер.

– Он просит миллион двести тридцать восемь тысяч, – упавшим голосом сказал Вагик чеченам.

К его удивлению, чечены не взбесились, не возмутились даже.

Только Старик сказал:

– Спроси, сколько он напечатает?

– А сколько вы напечатаете?

– Вот так я тебе и сказал по телефону. Вообще не сечешь? Приезжайте к Пушкину, обсудим.

И трубка отрывисто загудела.

Хотя памятник Пушкину был как раз напротив казино, вся компания уселась в машины и несчастные сто метров тащилась в пробке.

Бухгалтер с телохранителем сели в машину Вагика.

– Ну, а где остальные?

– Они здесь. Они в других машинах.

– Значит, нам придется сесть в одну.

Кое-как втиснулись в «мерседес» Вахида, телохранителей пришлось отправлять на других.

– Давайте к МГУ, – махнул рукой Бухгалтер. – А мы по дороге поговорим.