сознании людей рамки смертности и уничтожить ее прежний триумф над всеобщими страданиями мира: вот в чем истина христианского учения об искуплении. В этом смысле обновить основную идею, из которой возникает христианство, и притом совершенно независимо от всяких исторических обстоятельств, это значит действительно вернуться к «исходной точке» этой религии. Напротив, протестантизм, отбрасывающий религию Павла и подымающий евангелие до основы своей веры, этим самым не идет вслед за развитием христианства к церкви, к первоистоку христианства, но застывает внутри этого развития и заблуждается сам, полагая, что сможет преодолеть церковь, с точки зрения евангелий.

При таком видоизменении и дальнейшем развитии христианской идеи искупления «историческая непрерывность» так же решительно сохраняется, как при одностороннем возведении этой идеи либеральным протестантизмом в исторический факт. Ей противоречит, с одной стороны, совершенно неисторичная вера в исторического Иисуса и, с другой стороны, предубеждение против «имманентного бога», т. е. против пантеизма. Но само это предубеждение основывается на фикции исторического «посредника» и заключающейся в ней предпосылке дуалистической раздельности мира п бога. Если защитники монистической идеи, которые недавно начали организовываться, точнее уяснят себе значение этой идеи, чем они уясняют себе это сейчас; если они дойдут до понимания того, что истинное учение о единении является только учением об отъединении и идеалистический монизм, в противовес властвующему еще сегодня натуралистическому монизму, может существовать в духе какого-нибудь Геккеля, в виде монизма, который не исключает, но включает существование бога; если этим углубить до позитивного, полновесного мировоззрения их современное неплодотворное отрицание всех религий, — тогда — но и только тогда — они действительно нанесут вред церкви, и сегодня еще зародышевое монистическое движение сможет привести к внутреннему оздоровлению и обновлению нашей общей духовной жизни. Много близорукости должно проявиться со стороны представителей чисто-исторического христианства, чтобы во- обряжать, будто лишенная духа убогая вера в личного, или, как сегодня охотнее осторожно выражаются, «живого бога», в свободу и бессмертие, основанную на авторитете «единой» личности умершего две тысячи лет назад человека Иисуса, будет в се стоянии удовлетворить религиозной потребности в бессмертии, — этого не произойдет даже в том случае, если до сих пор повсюду проглядывающая идея единой искупительной метафизики и основанное на ней набожное настроение будут окончательно уничтожены. Чем скорее созреют до обоюдного примирения христиане — устранением своего суеверия в исторического Иисуса и монисты — отказом от значения, которое они придают роковому суеверию, — своей вере в единственную реальность материи и в спасительную истинность естественно-научного механизма, тем лучше будет для обеих сторон, тем скорее можно надеяться, что грозящее окончательное истощение религиозного сознания может быть своевременно отвращено, и, таким образом, европейское культурное человечество будет охранено от утраты своей духовной полноты, а к этому оно, по-видимому, движется сегодня. Сейчас существует единственная возможность: оставаться спокойным свидетелем того, как ежедневно усиливающийся натуралистический поток уносит последние остатки религиозного образа мышления или спасти погасающий огонь религии на почве пантеизма, посредством свободной от всех церковных предрассудков религии. Время дуалистического теизма прошло. В стремлении к монизму одновременно встречаются все прогрессивные умы в самых разнообразных областях. Это стремление так глубоко заложено и так обосновано, что скоро церковь, ни в коем случае не будет в состоянии его подавить. Но главным препятствием на пути к монистической религии и мировоззрению является не причастная ни к какой истории и ни к какому разуму вера в историческую истинность «единственной» образцовой и непревзойденной личности.

1

Первый русский перевод книги Древса, сделанный еще при царском режиме, был сожжен цензурой.

2

Свои взгляды па религию А. Древс высказал наиболее полно в своем соч. «Die Religion als Selbstbewusstsein Gottes».

3

«Жизнь Иисуса», имеется в русском переводе.

4

«Евангельские мифы», имеется в русском переводе.

5

Можно с полной уверенностью утверждать, что Яхве получил свои одухотворенный характер под влиянием парсизма. Все попытки установить какое-либо качественное различие между Яхве и Агурамаздой, как это, например, делает Штаве в своей книге «Влияние парсизма в юдаизм», ни к чему не приводят. По Штаве, например, понятия «добра» и «зла» в парсизме не имеют еще надлежащей чистоты, они носят там определенный натуралистический характер. Ну, а разве в иудаизме с его ритуализмом, или в христианстве, где благочестие и обрядность почти синонимы, понятия «добра» и «зла» отличаются уже такой чистотой и возвышенностью? Пора раз навсегда воздать каждой религии должное и перестать проводить в пользу своего исповедания такие различия, которые при малейшей вдумчивости рассеиваются как дым.

6

Высказанное Гретцом и Люциусом предположение, что упомянутая книга является приписываемой Филону подделкой IV столетия, пропагандирующей христианский аскетизм, что секты «терапевтов» вообще никогда не существовало,—должно быть признано после аргументов Massebiau совершенно несостоятельным.

7

Так как слово «ha-nosrim» было общепринятым иудейским термином для обозначения охранителей, стражей, то и термин «назореи» имел тот же смысл. Если бы даже этот эпитет и был образован от названия «Назарет», то вряд ли кто понимал бы его в этом случайном значении. Если целая группа людей носит название стражей, то это происходит потому, что они что-нибудь охраняют, и никому не придет в голову производить олово «сторож» или «страж» от названия совершенно никому неизвестной деревни «Стража».

8

Трудно с достаточной яркостью подчеркнуть тот факт, что Яхве иудеев лишь под действием персидских влияний выдвинулся из семьи остальных семитических богов — Ваалов. Молохов, Камошов и т. д., что только воздействие эллинистической культуры сделало его тем «единым богом», каким он нам представляется теперь. Представление об оригинальности иудейского религиозного творчества, получившего свое выражение в Яхве, является одним из тех предрассудков и мифов в истории религий, от которых науке пора раз навсегда отделаться.

9

Фригийский Аттис, имя которого означает «отец», который почитается как «сын», «возлюбленный» и супруг богини Кибелы, также изображался в качестве чего-то среднего между «верховным царем небесным» и «сыном божиим».

10

Другое знаменитое «благовествование» о рождении мессии, а именно 7, 14 Исайи, многими уже не считается таковым. Это место, как оказывается при более вдумчивом отношении к тексту, вовсе не относится к мессии.

В 7-й главе рассказывается о том, как сирийский царь Рецан и израильский Факей пошли против иудейского царя Ахаза. Ахаз находился в большом унынии. По приказу господа,