Гис покосился на мой полный колчан:

– Считаешь, это опять мертвые?

– А ты нет? Если они были в Плеши, то почему бы им не появиться и здесь? Не слишком умно туда соваться.

– У нас мало еды. И я гонец. Должен проверить, чтобы рассказать, что там произошло.

– Должен кому?

Он остался невозмутим:

– В первую очередь самому себе.

– Как знаешь. У тебя своя голова на плечах. Если не терпится, можешь сунуть нос, не возражаю. Но я не собираюсь. Да еще в таком тумане. Велика радость, когда откуда ни возьмись выскочит десяток покойников. Зачем понапрасну рисковать собственной шеей?

– Неужели тебя так напугал колокольный звон? – изумился он.

– Представь себе. Я с детства трусоват, – холодно отозвался я.

– Не говори ерунды. Я видел, как ты вел себя в городе. Не все храбрецы смогут такое выдержать. Не понимаю твоих опасений. Мало ли почему они решили бить в набат…

– А я не понимаю твоего непонимания. Сказал же, что там может быть опасно. Мне это не надо. К тому же странный набат, не находишь? Иногда между ударами больше минки проходит. А порой так один за одним идут, отзвучать не успевает.

– Напились небось.

Отдаленное «ом-м-м» было ему ответом.

– Ты точно решил? – спросил гонец.

– Точнее некуда. Я не поеду туда за все сорены Империи. И тебе не советую.

– Значит, наши дороги расходятся.

Мой спутник сказал это без злобы, приняв отказ, как нечто само собой разумеющееся:

– Держись к западу. Через четверть лиги повернешь на север и выберешься за деревушкой на дорогу. Нара через три окажешься на Альсгарском тракте. Желаю тебе найти Лаэн, парень.

– Удачи. Если передумаешь, нагоняй. Поеду медленно.

Гонец махнул рукой, мол, езжай, как хочешь, и спустя несколько ун туман поглотил и его и лошадь. Я прислушался к разносящимся по округе редким ударам колокола, затем скомандовал Жеребцу:

– Вперед.

Конь одобрительно фыркнул и, осторожно переставляя копыта, побрел на запад. Во всяком случае, я надеялся, что запад был в той стороне, куда мы направились. Без солнца понять это весьма сложно.

Отчего-то именно сейчас я вспомнил о Шене. Интересно, выжил ли он? Почему отстал? Удалось ли ему выбраться из Плеши? Дерзкий щенок, но я не хотел бы, чтобы он умер.

«Ом-м-м!»

Даже если с деревней все в порядке, и они там упились по случаю чьей-нибудь свадьбы или похорон, а затем от нечего делать решили погудеть, я не видел причин задерживаться. Гис полный дурак. И что на него нашло?

Голос колокола и туман сплелись в кошмарный призрак, и я порадовался, что не имею богатого воображения. А то было бы совсем плохо. И так каждую уну ждешь, что на тебя кто-нибудь выскочит.

Я ехал уже достаточно долго, но знал, что продвинулся совсем немного. То и дело встречались широкие канавы и оросительные каналы, а затем потянулись крестьянские поля. Пришлось кружить, забирать правее, дважды возвращаться, чтобы объехать неглубокий, но длинный овраг. Пока я вилял и петлял, с юга подул легкий ветерок, и туман начал редеть. Больше он не висел плотной пеленой, в нем начали встречаться прорехи, и видимость улучшилась. Теперь я мог спокойно рассмотреть то, что находится в пятнадцати ярдах от меня.

«Бом-м-м-м!»

Звон прозвучал столь отчетливо, что я вздрогнул. Посмотрел направо. Темное пятно проступало сквозь белоснежную дымку. Сам того не ведая, подобрался к деревне куда ближе, чем хотел. Вон, видны дома на окраине.

«Бом-м-м-м!»

Проклятый звонарь! И чего его свои с колокольни не стянут? Неужели нравится? Ругаясь сквозь зубы, я направил Жеребца обратно в поля, подальше от деревни. То и дело оглядывался через плечо, затем не выдержал, слез с лошади и натянул на лук тетиву. Так спокойнее. Правда, для стрельбы с седла мое оружие несколько великовато и неудобно, но я справлюсь.

Через несколько минок Жеребец резко остановился и недовольно всхрапнул. Дорогу преграждал высокий плетень. Сразу за ним виднелись какие-то постройки.

«Бом-м-м-м!»

Вот незадача! Я все же умудрился заплутать и вновь выехал к деревне. Все говы мира! Выходит, ездил кругами.

«Бом-м-м-м!»

Кажется, мне не удастся избежать Псарьков.

– Проедем через деревню, дружище? – поинтересовался я у Жеребца.

Тот не возражал и миролюбиво дернул ухом.

– Ну, раз решили, – пробормотал я и легонько сжал колени (руки были заняты луком, и я не мог отвлекаться на уздечку), заставляя животину двинуться вдоль плетня.

Справа и слева появлялись из тумана аккуратные невысокие крестьянские домики. Двери заперты, окна целы, никаких следов разгрома. Даже грядки не потоптаны. Улочка пуста. Ни детей, ни кур, ни кошек, ни собак. Будто разом все исчезли. Пыльная дорога, брошенная у богатого дома неразгруженная телега. Дрова как лежали, так и лежат. Над трубами не видно даже малейшего намека на дым.

Калитка, ведущая к одному из домов, распахнута настежь. Я бросил мимолетный взгляд на покосившуюся хибару, старую и неопрятную, казавшуюся совершенно неуместной на зажиточной улице. Дверь, оказалась сорвана с петель. Темный провал проема зиял, точно распахнутая пасть демона. Я поскорее поехал прочь. Мало ли что.

Туман редел, видимость улучшилась, и я различил деревянный храм Мелота и колокольню, верхушка которой терялась в белом мареве.

«Бом-м-м-м!»

Среди оглушающей тишины звон колокола был неожиданно резким. Неправильным. Кощунственным. Это все равно что орать разгульные кабацкие песни на кладбище. Я огляделся и не заметил ничего подозрительного. Подвел Жеребца к ограде, привязал. Надо проверить, кто там такой прыткий. Ужасно чесались руки сбросить глупого звонаря с самой верхотуры вниз. Чтоб он мордой об землю шмякнулся.

Дверь колокольни распахнута.

«Бом-м-м-м!»

– Ну, держись, гнида, – процедил я, взял лук в левую руку, все равно в узком помещении от него нет толка, вытащил из-за пояса топорик и начал подниматься по узкой, спиральной лестнице. Доски под ногами предательски скрипели, я морщился, досадуя на старую по стройку. Тот, кто находился на звонарской площадке, мог меня услышать.

Оставалось пройти один лестничный пролет. Я преодолел его в три прыжка, вылетел наверх и едва не врезался в звонаря. Точнее в его ноги.

Какой-то остроумный шутник повесил несчастного на веревке, привязанной к языку малого колокола. Слабый ветерок едва-едва раскачивал тело. Вот откуда колокольный звон!

Все оказалось гораздо хуже, чем я думал. Если звонарей вешают в храмах, то это уж очень лихие и бесстрашные люди. Такие прибьют и имени не спросят. Что же они со всеми остальными сделали?