– Да не тяни уже, – буркнул он.

Помещение затопила непроглядная темнота, а следом раздался короткий нарочитый визг. Секундой позже свет вновь вспыхнул. Мы по-прежнему стояли в комнате номер тринадцать, а Тильда крепко-накрепко прижималась к Бади, обшаривая его руками. Надо отдать должное здоровяку, он оказался не промах, и с большим удовольствием обнимал девушку сильной рукой за талию, видимо, благородно не позволяя этой руке опуститься чуть пониже. Хотя не уверена, что подруга порядочность оценила.

– Матильда? – вкрадчиво проговорила я.

– Ботанику можно, а мне нельзя? – Она отцепилась от парня и поправила скособоченные очки. – Как понимаю, далеко мы не перенеслись. Что делать будем?

Песок в светящихся часах бодро отсчитывал время испытания.

– Может, квест на смекалку? – предположил Флемм.

– Придумать, как попасть в лабиринт? – подколол Илай.

– И как выйти, – вполне серьезно согласился умник, совершенно не настроенный на юмор.

– По-моему, в комнате просто магия не пробудилась, – вздохнула я и добавила:

– Скажу Армасу, что у нас тут… заминка.

– Любят они унижать, – ругнулся Илай.

Я толкнула дверь комнаты, перешагнула через порог… На меня немедленно нахлынуло почти непреодолимое желание завизжать и, зажмурившись, повиснуть на Бади. По другую сторону было вовсе не подземелье академии, а маленькая гостиная, утопавшая в неестественной, мертвой тишине.

Эта комната над маленькой артефакторной лавкой служила хозяевам еще и кухней, и столовой. Угол занимал очаг, на крюках висели старые чугунные сковородки. Стоял диванчик и большое кресло с аккуратно приколотой к спинке салфеткой, добротный стол с широкими лавками вместо стульев, застеленный вышитой скатертью. Ее я помнила очень четко, эту скатерть… Парадокс, но мамино лицо размылось, превратилось в пятно, а вышивки, какими она любила украшать вещи в нашем доме, засели в памяти.

Преданные забвению воспоминания никого и никогда не терзали. Не знаю, чего добивались в Дартмурте, сталкивая нас с прошлым, ведь мне повезло, что добрые боги были милосердны и позволили позабыть, как мы жили. Не бедно, но и не богато, в обыкновенном тихом счастье, не кичась им и не выпячивая.

– Эден? – позвал меня Илай из-за спины.

– Парни, квест идет, – вздохнула я и сделала пару нерешительных шагов.

Друзья вошли следом, замялись на пороге, словно чувствуя себя незваными гостями.

– Где мы? – проговорил Флемм.

– Это дом моих родителей, – проговорила я, стараясь не замечать, что слова застревали в горле комом. – В смысле, иллюзия, похожая на дом моих родителей.

– Козлы, – не глядя на меня, едва слышно процедил Илай, очевидно, имея в виду создателей лабиринта и наставников, согласившихся его использовать в учебной программе.

– Что нам искать? – спросил Ботаник.

Я кашлянула, понимая, что в этой комнате боюсь дышать.

– Предполагаю, что шкатулку. Круглая, белая, на крышке нарисованы бабочки. Ничего особенного, просто поделка артефактора. Внутри лежит брошь из рубинов. Простенькая… Видимо, она и есть ключ от следующей комнаты.

Друзья немедленно взялись за поиски. Открывали шкафы, проверяли полки, заглядывали в углы. Ворошили мое прошлое в гробовом молчании, как-то по-особенному подчеркнутом тишиной мертвого лабиринта. Я была нечеловечески благодарна, что они не задали ни единого вопроса. Вспоминать о тех дня было даже не больно и не обидно, скорее неприятно.

Когда после смерти родителей меня забирали в приют, то позволили взять только одну вещь. Помню, я сначала схватила тряпочного зайца, купленного в лавке игрушек, но потом вдруг осознала, что от него мало прока, его даже не мама шила, и вцепилась в шкатулку. В ней хранилась, пожалуй, единственная принадлежавшая матери ценность – рубиновая брошь.

Шкатулку разломали еще в приюте, а брошь я успела спрятать, но в итоге Надин сдала драгоценность в ломбард. Пару лет назад кухарка Бринни вдруг разоткровенничалась и рассказала, что в то время тетка прогорела и возвращала крупные долги. По сей день мне нравится думать, что мы спасли друг друга. Надин меня – от приюта, а я ее – от окончательного разорения, ведь денег от продажи опустевшей артефакторной мастерской хватило, чтобы открыть таверну.

Страшно повезло, что шкатулку нашла не я. Вещицу отыскал Илай в нише очага, где когда-то мама раскаливала камни для обогрева комнат. Камин был сложен только на первом этаже, а спальни с наступлением холодов выстуживались, приходилось нагревать, чем придется. Родители мечтали когда-нибудь оплатить услуги мага-стихийника и сделать в доме живое тепло, но не успели.

– Она? – Илай поставил шкатулку на стол.

– Угу. – Я подошла и привычным движением отыскала потайной замочек. Нажала на пружину, крышка с щелчком открылась, а следом раздался душераздирающий скрип, заставивший всех резко оглянулся. Единственная дверь в комнате чуточку приоткрылась, за ней разливалась беспросветная темнота.

– Это точно по мою душу, – простонал Флемм и нервно засунул палец за ворот рубашки, словно спасаясь от удушья.

– Хочешь, я подержу тебя за руку? – спросила Тильда. Ботаник истерично покачал головой, мол, справлюсь, но побледнел в цвет белой простыни. По всему было заметно, что марку он держал только из мужской гордости.

Команда начала исчезать в темноте следующей квест-комнаты.

– Подержу дверь, – кивнул Илай. – У тебя минута, иначе Ботаник…

– Ага.

Он бросил на меня задумчивый взгляд и оставил один на один с домом родителей. Я быстро вытащила брошь и сжала в кулаке. На ощупь вещица оказалась холодной, булавка чувствительно уколола ладонь, словно настоящая. Пожалуй, создатель иллюзии заслужил «превосходно» за реалистичность, но украшение развеялось темным дымком, едва вернулось на дно шкатулки. Все верно. Прошлое должно оставаться в прошлом.

– Закончила? – спросил Илай.

– Да… Спасибо.

Он кивнул. Я перешагнула через порог чужой жизни и чужих плохих воспоминаний. Дверь закрылась с грохотом, и меня обступила ослепляющая, дезориентирующая темнота.

– Где мы? – тихо спросила, отчего-то побаиваясь говорить в голос.

– Подозреваю, что в подполе, – с трудом отозвался Флемминг. – Как-то пришлось провести веселую ночку в одиночестве. Понятия не имею, что мы здесь должны искать…

Раздался щелчок и во мраке на кончике пальца Илая вспыхнул огонек, похожий на пламя свечи, разве что голубоватого цвета. Вокруг заплясали уродливые тени, превратили лица в страшные маски. Заклинание стихийной магии отбирало много сил и, чтобы пламя горело ровно, не перекидывалось на предметы, никого не обжигало, требовало неусыпного контроля. Форстад блестяще с ним справлялся.