И что он будет делать, когда они придут туда? Он что, выбросит Холли в мусорный бак, бросившись за обманчивым призраком Джози? Или поставит ее перед собой, как щит, если Джози вдруг набросится на него с кулаками? Оставит ее с этой далеко не прекрасной четверкой придурков, а сам будет ночь напролет танцевать с нафантазированной им женщиной? Так ведут себя эти плейбои Уоррен Битти или Мэт ле Бланк или даже Джонни Дэпп, — те, кого журналы вроде «Хэлло!» выставляют искателями приключений и плохими парнями, заставляя и вас думать так же. Он же приключений никогда не искал. У него, наоборот, ботинки всегда были надеты не на ту ногу: это его всегда бросали женщины, которых он боготворил. Так было всегда, с тех самых пор, когда в четвертом классе Джулия Малвилл разбила ему сердце, уйдя к Кейту Керкби только потому, что у того было больше пластинок компании «Джэм». Да, это Джулия Малвилл подала пример всем остальным, и в дальнейшем это ему разбивали сердце, а он — никогда.

Такси проплыло через ворота с причудливой решеткой из кованого железа и проследовало по широкому подъезду к гостинице, проходившему сквозь шпалеры заиндевевших от холода дубов, возвышавшихся над ним. Небо озарялось радужными фонтанами фейерверка. Это возбудило в нем журналистский инстинкт: ведь только взглянув на место, он уже знал, что гостиница окажется шикарной и элегантной, и пожалел, что на нем его любимое старое пальто и экзотически разрисованный галстук, а не что-то более цивильное.

Несмотря на свой потрепанный ненастьем вид, Холли выглядела превосходно. Она взяла его под руку.

— Пообещай, что мы не останемся здесь надолго, Мэт, — попросила она. На ее лице, смотревшем на него снизу вверх, было мягкое и нежное выражение, может быть, чуть чувственное. — Сегодня мне бы хотелось заняться еще кое-чем.

— Конечно, — пообещал Мэт. И именно тогда, когда все стало складываться так удачно, ему вдруг подумалось, а что будет, если все вдруг пойдет вкривь и вкось.

— Как ты чувствуешь себя, дорогая? — стиснул Глен руку Марты.

— Немного странно. — На самом деле она чувствовала себя опустошенной, выжатой, как лимон, попавшей в ловушку и в то же время получившей свободу, несчастной, но испытывающей экстаз, а еще ее немного мутило от дорожной тряски.

Такси везло их в гостиницу, и она вспомнила о номере для молодоженов в «Уолдорф Астория», пустом, напрасно ждущем ее и Джека. Постель там так и останется аккуратно заправленной, несмятой, никто не воспользуется ванной с пузырьками, никто не откроет бутылку с шампанским (последнее, возможно, не так уж и плохо, поскольку сегодня она выпила уже достаточно).

Глен ослабил галстук и подавил зевоту.

— Ну и денек выдался, да, Марта? — сказал он. — Никогда бы не подумал, что он так закончится.

— И я бы не подумала. — Марта не отрывала взгляда от окна, за которым неслась куда-то темнота ночи.

— Можно было бы поехать ко мне. — Глен придвинулся к ней, и она оказалась вплотную зажатой между ним и дверью автомобиля. — Мне кажется, тебе бы там понравилось.

— Глен, я сделала все это с бухты-барахты, мне надо привыкнуть, — сказала она ему. — Лучше будет, если мы остановимся на нейтральной территории. Мне нужно перестроиться.

— Понимаю, дорогая. Конечно, это очень серьезный шаг с твоей стороны.

Марта невесело улыбнулась:

— Такой же серьезный, как замужество.

— Ты уверена, что поступила правильно?

Марта кивнула и удержала слезы:

— Уверена, что и Джек с этим согласится. Со временем.

— Нам потребуется квартира больше, чем моя, — сказал Глен, откинувшись на спинку сиденья. — Надо будет присмотреть что-то другое. Может быть, в том же доме. Там такой фантастический вид прямо на парк. Очень не хочется оттуда уезжать.

— Может быть, нам поискать дом где-то в пригороде? — предложила Марта. — Нью-Йорк — это не то место, где можно растить детей.

— Конечно, — согласился Глен. Марте послышались нотки сомнения в его голосе.

Машина остановилась у будки оплаты проезда, и Глен молча протянул деньги водителю.

— Но мне все-таки надо сохранить квартиру в городе, где можно было бы жить в течение недели, — сказал он, когда они повернули обратно в сторону Манхэттена. — Я же приглашаю клиентов домой. Не могу же я потом ехать на поезде куда-нибудь в Саннивилл.

— Наверное, пока рано говорить о таких вещах. Нам надо заново узнать друг друга.

— Ты совершенно права, — сказал он. — Идите ко мне, миссис Лабати, поцелуйте меня.

— Не называй меня так, Глен. Это нехорошо. Я и так чувствую себя виноватой.

— В той комнате для одевания тебя это не особенно беспокоило. — Глен игриво дернул бровью.

— Там было не настоящее, — сказала она. — Настоящее начинается сейчас.

— А для меня и то было настоящим. — Он притянул ее к себе, обхватив руками. — Все будет хорошо, — пообещал он, целуя ее в макушку, туда, где все еще крепко держалась ее фата. У Марты от нее уже начинала болеть голова, и казалось, чтобы ее снять, придется обратиться за помощью к хирургу. — Мы не пожалеем об этом.

Она-то знала, что пожалеет. Она знала, как все будет. По ночам она будет беспокойно переворачиваться с боку на бок и просыпаться от мысли о том, как же она могла так поступить с добрым и любящим человеком, виноватым только в том, что полюбил ее.

А что бы Джинни сказала обо всем этом? — подумала она. Да то же, что и Джози: брось это, не принимай решения, когда голова кружится от шампанского, а чувства беспорядочно толкутся внутри, как маленькие серебристые шарики в автоматическом бильярде. Будь там Джинни, возможность сбежать ей, скорее всего, не представилась бы вообще. А вероятнее всего, мать не дала бы довести дело до свадьбы.

А что скажет отец? Как ни печально, но его она в расчет вообще не приняла. Даже не подумала, чтобы сказать ему обо всем. Может быть, потому, что знала: он тоже не позволит ей сбежать. Теперь, когда уже не было матери, которая вставала бы между ними и приостанавливала бы их схватки, ее отношения с отцом ухудшились, а для сицилийцев нет ничего более святого, чем долг по отношению к семье. И он бы уж сделал все от него зависящее, чтобы она осталась там и выполнила свой долг до конца. Как-то так случилось, что верность традициям перескочила через поколение. Она знала, что все это будет огромным разочарованием для него, что он будет унижен перед всеми своими друзьями и именно в тот день, когда должно было произойти одно из самых значительных событий в жизни его дочери.

Надо сказать ему обо всем как можно скорее. Она позвонит ему из гостиницы, скажет, что с ней все в порядке, конечно, предварительно удостоверившись, что он не сможет ее выследить. Иначе он просто приедет с дядей Нунцио и с кем-то из ее дюжих двоюродных братцев и силой отвезет обратно. Нет, здраво поразмыслив, она пришла к выводу, что, улизнув и ничего никому не сказав, поступила как нельзя лучше.