Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он видел сон, в котором мимо него проходили его друзья, коллеги по работе, близкие, клиенты… Никому из них ему не хотелось сказать: «Я обвиняю тебя в том…» или «Я виню себя за то…»
Герои его фильма появлялись улыбающимися и счастливыми и быстро исчезали, уступая место новым, точнее, более старым…
Внезапно он увидел лицо Валерии с презрительной улыбкой. Она тоже хотела пролететь мимо, но он посадил ее усилием воли на стул и сказал ей в глаза: «Я обвиняю тебя в том, что ты заразила меня СПИДом!»
Он вдруг понял, что они находятся с ней в больничной палате, оба лысые и бледные, но почему-то в палате играет музыка. Она играет так громко, что он не слышит даже своего голоса. Она тоже не слышит его, а лишь дерзко улыбается. Повысив голос, он сказал ей то же самое, но опять не услышал себя. Тогда он встал и заорал что есть сил: «Я обвиняю тебя в том, что ты заразила меня СПИДом!» Она прислушивалась и улыбалась, а его это начало бесить. Он хотел схватить ее за полы больничного халата, но руки провалились в пустоту…
Что есть сил Олег принялся орать, не слыша себя, но она не уходила. Он начал колошматить руками по больничной койке, кидать все, что попадало под руку, об стены и пол и в этот наглый фантом Валерии. При этом он орал как сумасшедший, и это продолжалось до тех пор, пока ярость его не ослабла. Фантом Валерии растворился, и вдруг он увидел на койке напротив себя… себя. Лысого, в полосатой пижаме, с выпученными глазами. Он вдруг понял, что это и есть главный виновник его бед. Он встал и заорал: «Я виню себя за то, что так невнимателен к своим словам! Я виню себя зато, что так раздолбайски отношусь к своему здоровью и жизни! Я виню себя за свою безответственность! Я виню себя за свою слабость! Я виню себя за свое… самоубийство!» – вдруг вырвалось у Олега, и он увидел в своей руке красный пистолет. Он целился из него в свой фантом и начал нажимать спусковой крючок, но вдруг понял, что дуло пистолета повернуто на него самого… но было поздно, и он увидел вылетающую из дула пулю. Она летела медленно и степенно, крутясь и разрезая воздух, который расходился в сторону по спирали, как вода от винта корабля… Он развернулся и бросился бежать от этой пули. Первые шаги дались очень трудно, и пуля чуть не коснулась его затылка, но с каждым шагом он бежал все быстрее и быстрее. Это становилось все проще и проще, потому что он становился моложе с каждым шагом. Он ускорялся. Вместе с ним ускорялся ход времени. Сначала минутами летели часы, потом дни, потом недели, потом месяцы, потом годы. Он бежал по улицам своей молодости и видел расступающиеся силуэты старых знакомых. Некоторым он махал рукой, с некоторыми здоровался, но боялся остановиться. Он искал дверь, в которую можно свернуть и спрятаться от пули, не оставлявшей его в покое… Вдруг он понял, что бежит по очень знакомому коридору, коридору следственного управления, где он начинал свою карьеру… а вот и табличка с его именем.
Он ворвался в свой кабинет и плюхнулся за свой рабочий стол. На столе дребезжал старый желтый телефон с крутящимся циферблатом, он схватил телефонную трубку и закричал: «Да! Алло!»
«Ваш отец умер!» – сказал голос из трубки. «Когда?» – «Сегодня ночью, мои соболезнования».
Олег сидел на скамейке возле свежей могилы отца и плакал, выдавливая из себя слезы: «Почему же я не был с тобой рядом?! Почему не держал тебя за руку?! Почему не прощался с тобой?!» Он поднял голову вверх и заорал: «Я виню себя за свою черствость! Я виню себя за свой эгоизм! Я виню себя за свою жестокость! Я виню себя за свою бессердечность! Я виню себя за свою слабость! Я виню себя за свое предательство! Я виню себя за свою трусость!» Стая ворон поднялась в небо, закрыв собой солнечный свет.
Он был зол, но зол не только на себя. Перед ним вдруг встали стеной самые тяжкие воспоминания – из его юности и детства, в которых он не мог уже винить себя, так как был еще слишком мал и зависим и, кроме боли и страха, не мог испытывать больше ничего.
Он вдруг ясно увидел залитую желтым светом кухоньку с потемневшими от сигаретного дыма и засаленных спин стенами, и сидящего на стуле в уголке пьяного отца. Он стоял перед ним и смотрел на него. Он сделал то, что не делал никогда, он закричал со всей силой неистовства, бушевавшего в его душе: «Я виню тебя за то, что ты был старше меня, ты отвечал за мою жизнь, за мое воспитание, но ты плюнул на все это и променял меня на водку! Я виню тебя за твою слабость! Я виню тебя за твою злость, с которой ты выколачивал из мамы деньги на выпивку! Я виню тебя за твою безответственность! Я виню тебя за твое беспробудное пьянство! Я виню тебя за то, что ты ничего не добился, ничего не сделал, а все пропил, и меня, и маму тоже!»
Кухня растворилась в воздухе, а кадры на экране выхватывали сюжеты из его студенчества, школы, но силуэт отца не исчезал, становился лишь моложе, а он, Олег, становился все меньше и меньше. «Я виню тебя за то, что вздрагивал по ночам, когда открывалась дверь, потому что боялся, что ты пришел пьяным! Я виню тебя за твою ложь! Я виню тебя за то, что ты никогда не выполнял свои обещания! Я виню тебя за то, что недоедал и недосыпал! Я виню тебя за то, что ты обрек семью на нищее существование!»
Слезы потекли по его щекам. Дальнейшее путешествие по детству невольно приводило его к воспоминаниям и образам его же, плачущего в подушку и обнимающего свою игрушку – черного с белыми пятнами медведя. Слезы душили его. Он чувствовал, как вся эта невысказанная боль, эти страдания, которые он уже давно забыл, колотили и трясли его, как он тряс своего медвежонка. Он уткнул свою голову в колени, закрыл ее руками и плакал.
Изображение на экране пропало. Олег открыл глаза под «Never let me down again» и почувствовал, что голова его лежит на руках, сложенных на столике. Его тетрадка была чиста, но он запомнил каждый образ и каждое слово из своего сна. «И сон ли это был…» – подумал он, настолько все было явным и осязаемым.
Посидев минут пять и успокоившись, Олег вышел из зала и направился туда, где сидел Михаил.
Увидев измотанного и опустошенного Олега, Михаил кивнул и прямо с порога спросил:
– Нашел ли ты то, что искал? Нашел ли ты то, за что ненавидишь себя? Нашел ли ты того, кого ненавидишь и не можешь простить?
Олег собрался с мыслями и присел на стул у окна. Ему было комфортно от того, что в полутьме Михаил не видел его лица.
– Да, Миш. Я нашел главную причину и чувства вины, и чувства обиды. Я не могу без слез вспомнить свое детство. Причиной является отец, который… вел себя недостойно и с которым я поступил по-свински в конце его жизни… – Олег едва справился с новым приливом эмоций.
– Я понял. Мне не нужны подробности. Ты сам их прекрасно знаешь. Я хочу тебе сказать лишь одно. Все это было в прошлом. А где находится прошлое?
– Его не существует.
– Да, да, именно так. Его не существует. При этом оно продолжает влиять на твою жизнь, мучает тебя, заставляет тебя ненавидеть самого себя и пытается уничтожить! Разве это не бред?!
– Бред. Я понимаю! Но как мне избавиться от этого? Как мне жить с этим грузом?