Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Миша продемонстрировал ей интересный журнал, весь — от первой до последней шикарно-глянцевой страницы — посвященный весьма своеобразной рекламе чудодейственного продукта. Фото покойной мамочки. Фото сына — привлекательного молодого человека в элегантном пуловере. Он же на теннисном корте — пружинистый подтянутый мальчик с великолепной улыбкой: «„Группенкайф“ — моя вечная молодость!».
А дальше шли бесконечной чередой разнообразные голые задницы.
Очевидно, менеджеры компании считали, что эта часть тела как наиболее подверженная процессу отложения жиров наиболее наглядно демонстрирует столь же быстрый процесс полной реабилитации, как по части возврата к девичьему весу, так и по части чарующего натяжения и бархатистости кожи.
В самом деле, эффект воздействия этих наглядных пособий на воображение потенциального клиента был поистине разителен. «Бедра Ширли Брэдли до приема препарата „Группенкайф“». Почему эта оплывшая, в складках и дряблых рытвинах, неохватная корма Ширли Брэдли кокетливо называлась бедрами, неизвестно. Допустим, бедра. Но под этим малоаппетитным пособием помещалась фотография загорелых очаровательных ягодиц неизвестной нимфы, безукоризненно атласных даже на взгляд. «Бедра Ширли Брэдли после приема чудодейственного препарата».
Писательница N. всмотрелась в фотографии этих двух, столь разных наглядных пособий.
— Ты хочешь меня убедить, что это одна и та же задница одной и той же Ширли Брэдли? — саркастическим тоном спросила она Мишу.
— Тебя, — веско проговорил он, — я ни в чем не собираюсь убеждать. Но клиентов это убеждает безотказно. Я тебе выдам значки, — продолжал он, — привлекающие внимание покупателей, но и ты не зевай. Главное, привлекай людей в бизнес. Развешивай объявления. Придумай какой-нибудь оригинальный текст. Например: «До каких пор мы будем прозябать в нищете…» или там: «Сколько можно терпеть издевательства работодателей…» И, главное — приставай к людям, приставай внаглую. Ты же умный, талантливый человек! В транспорте, в магазине, зашла в туалет, видишь, толстая дама перед зеркалом крутится, ты к ней — шасть: «Ах, вам бы килограммов десять сбросить!» — и, слово за слово, слово за слово…
— Вот спасибо, — сказала она. Представила себе картинку и расхохоталась. Еще картинку, еще… дико и долго хохотала… что поделать — воображение литератора. Слово за слово…
— Нет, ты еще не созрела, — вздохнул Миша. — Но ты еще ко мне придешь. Ох, ты еще придешь!
32
Когда — как обычно, вечерком, в среду — в Духовный Центр ввалилась компания журналистов газеты «Регион», за столиком в баре сидел всего лишь один человек. Но зато на двух сдвинутых стульях. Это был Буйвол. Он сосредоточенно набивал свой желудок едой, как хорошая хозяйка набивает пасхальную утку яблоками и черносливом. Перед ним по обе стороны от его могучих локтей, двумя небольшими бревнами уложенных на стол, живописно расставлены были тарелки с сациви, хачапури, лобио и теми невыносимо острыми закусями восточной кухни, которые одобрить могут разве что русские алкоголики. Бутылку «Голды» он принес с собой. В баре Духовного Центра крепким спиртным не торговали. Подразумевалось, что это культурное заведение.
Буйвол сидел, громко сопя, брал рукой тот или иной кусок из тарелки, прожевав его, задумчиво напевал несколько слов грузинской колыбельной песни. Не допев ни одного куплета до конца, обрывал себя и так же задумчиво брал следующий кусок из соседней тарелки. Буйвол был абсолютно мирно настроен. Это важно подчеркнуть, в свете, так сказать, дальнейших событий. А то тут многие черт-те что потом рассказывали.
Компания из «Региона» тоже не драться явилась. Пришли, как обычно, — по-домашнему отметить отправку в типографию расширенного номера. Это тоже важно подчеркнуть, в плане экзистенциальном. Все случайно произошло, стихийно, ненароком, — словом, как обычно.
Вообще-то не должен был Буйвол сидеть тут в такое время. Это он задумался, все пытаясь вспомнить песню своего детства. Давно должен был Буйвол слопать содержимое многочисленных тарелок, давно должен был отвалить. Молтобойцев не любил посторонних.
Но не станешь ведь посетителя в шею гнать, тем более когда этот посетитель Буйвол, его шею попробуй обхвати. Ну он и сидел, время от времени тихонько напевая две начальные строки грузинской колыбельной, которой его укачивала бабушка, и задремывая над каждым куском хачапури.
«Голубка, голубка, — пелось в этой песне, — принеси мне весть о моем далеком сыне… Здесь, в горах Сванетии, глубокий снег…»
И что б ему в уголке где-нибудь сидеть — нет, развалил свою тушу прямо посреди зала, которого и залом-то назвать стыдно: так, комната себе пять на пять.
Ребята заказали, как всегда, пива по большой, бутерброды с красной рыбкой, капустные пирожки, колбаску салями. Сидели, тянули пиво, курили и обсуждали кое-какие редакционные дела. А Буйвол продолжал возвышаться посреди зала, как утес посередь бухты. «Голубка, голубка… здесь, в горах Сванетии, глубокий снег…» И это вызывало у ребят подспудное раздражение, которое не выливалось пока ни во что конкретное.
Пока Молтобойцев не поднялся и не направился к стойке — добавить пива.
Повторяем: никто никого не собирался бить, хотя, конечно, бубнящего грузинскую колыбельную Буйвола чертовски хотелось свалить, как статую Феликса Дзержинского. Но Молтобойцев просто шел добавить пива, и, возможно, его слегка качнуло в сторону Буйвола. Короче, его шатнуло, и он присел на край стола, на тарелку с хачапури. Буйвол очнулся от дремы, слова грузинской колыбельной совсем вылетели у него из головы.
— Шеф, — сказал он, — моя шленка тут не для того стоит, чтоб ты в ней свое грязное очко полоскал.
И вот здесь версии расходятся. Гриша Сапожников уверял, что Молтобойцев ответил на лагерной фене что-то на тему — моя жопа слишком хороша для твоей шленки. А Мишка Цукес уверяет, что шеф — опять же на вышеупомянутой фене — отвечал в том смысле, что в твоей шленке я свою жопу побрезгую полоскать.
Как бы там ни было и что бы он там ни сказал, но главному редактору Молтобойцеву мгновенно врезали так, что он свалился на стол, перевернулся и пошел стулья считать.
Само собой, подвывая «шефа бьют!», весь наличный состав ведущей газеты «Регион» кинулся на Буйвола.
В это время сотрудники экскурсионного бюро «Тропой Завета», навесив замок на дощатую дверь, собрались было по домам, но, поднявшись из полуподвального этажа в холл и услышав звон и крики из помещения бара, они, конечно же, устремились разнимать дерущихся.
Они врезались в гущу мелькающих локтей, кулаков и подошв, молотя направо и налево. Ведь нечасто им, в их напряженной трудовой деятельности, удавалось оттянуться по-человечески.
Но человек-гора Буйвол был несокрушим. Его метелили с четырех сторон, он только поворачиваться успевал.
Гриша Сапожников бегал меж дерущимися, пытаясь долбануть Буйвола ногой в пах, но попадал не в тот пах и не в пах вообще. Его унял Мишка Цукес, заорав: идиот, оставь в покое наши яйца!