Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Цанги, чьей отдаленной ферме Хорас помогал десять лет назад, все еще вручную качали воду из колодца каждое утро, чтобы орошать поля, готовить и убирать. Их девять детей по вечерам собирались вокруг единственной керосиновой лампы, чтобы заниматься. После того как Лоуренс и компания China Light подключили остров Лантау, дети Цангов могли учиться где угодно, а семья расширила свое свиноводческое хозяйство. Четверо из девяти детей Цангов получили высшее образование; в семье стало два врача, учитель, три фермера и два бизнесмена. Решение Лоуренса в 1950-1960-х годах неустанно увеличивать производство и распределение электроэнергии проложило путь к кинотеатрам с кондиционерами и хорошо освещенным торговым центрам, лифтам и эскалаторам, поднимающимся по все более высоким зданиям города, ослепительно яркому горизонту и оживленным улицам. Это превратило разрушенный и истощенный город, в который Лоуренс вернулся после Второй мировой войны, в "неоновый форпост капиталистической современности на краю монохромного Китая".
Хорас и Лоуренс Кадори, по словам австралийского издателя, познакомившегося с ними, были двумя самыми эффективными антикоммунистами Азии.
Лоуренс называл себя последним викторианцем. Он родился в 1899 году, в последние годы правления Виктории. Он разделял с викторианцами оптимизм империи - он знал, что будет лучше для Гонконга и для китайцев. Колониализм мог отступить и дискредитироваться, оставив в наследство этнические конфликты и войны в Индии, на Ближнем Востоке и в Африке, но здесь, в Гонконге, верил Лоуренс, последний форпост Британской империи преуспевал. "В колониализме есть много хорошего", - сказал он корреспонденту журнала. "Он принес образование, почту, банки. Он принес закон и порядок. Возьмите Индию: что лучше, если все будут убивать себя?" Лоуренс был формальным и любезным; он часто патерналистским и высокомерным. Колониализм его устраивал. "Нет никаких сомнений в том, что Гонконгом управляет элита, это так", - заявил Лоуренс. "Я верю в эту элиту и считаю, что она гораздо лучше западной демократии". Когда к шанхайским промышленникам, которым он помогал сразу после Второй мировой войны, присоединилось новое поколение гонконгских предпринимателей и пожаловалось, что Лоуренс использует свое монопольное положение для установления более высоких тарифов, чем в других городах, он отбил призывы национализировать свою электроэнергетическую компанию. Многие колониальные чиновники Гонконга с пониманием отнеслись к протестам. Они жаловались, что Лоуренс наживается, что он пристает к ним с просьбами и лоббирует уступки, выгодные только ему и его компаниям. Они указывали на то, что фермеры, которым Гораций помогал на Новых территориях, вскоре стали платёжеспособными потребителями электроэнергии компании China Light. Кадори, писал один колониальный чиновник, ведут себя как "шанхайцы в больших лимузинах", оперирующие "визгами привилегированных". Лоуренс договорился о компромиссе, который позволил правительству в некоторой степени регулировать тарифы на электроэнергию в обмен на гарантированную норму прибыли. Для многих, кто посещал Гонконг, Лоуренс, как и город, был анахронизмом. Но это был анахронизм, который, похоже, работал.
Признав влияние Лоуренса, Гонконгский и Шанхайский банк, самое могущественное учреждение Гонконга, соперничавшее с самим колониальным правительством, включил его в совет директоров. Это было место, которое на протяжении многих поколений занимали Сассуны. Назначение Лоуренса означало восхождение Кадури над своими давними соперниками. Лоуренс Кадури тоже потерял состояние в Шанхае. Но в Гонконге он все вернул - и даже больше.
В Китае, напротив, после десятилетия бурного роста, последовавшего за захватом власти, коммунисты приступили к серии политически мотивированных экономических экспериментов, призванных вывести китайскую экономику вперед Великобритании и конкурирующих капиталистических стран.
Великий скачок вперед, инициированный Мао в конце 1950-х годов, был направлен на превращение каждого сарая и хозяйственной постройки в фабрику и резкое увеличение производства зерна за счет централизованного планирования. Это привело к голоду в стране, от которого погибли миллионы людей. Полные масштабы бедствия не были раскрыты в течение десятилетий, но беженцы, бежавшие из Китая в Гонконг, рассказывали ужасающие истории о голоде и нищете китайским друзьям и родственникам, чья экономическая ситуация улучшалась.
ВИКТОР САССУН НИКОГДА не использовал обратную часть своего билета, чтобы улететь обратно в Шанхай.
Пока Китай переходил под контроль коммунистов, Виктор путешествовал по миру, останавливаясь в отелях и в своей новой штаб-квартире в Нассау на Багамах, где не было ни личных, ни корпоративных налогов и где мягкий климат, как он надеялся, облегчит теперь уже постоянную боль в бедрах. Когда-то он был одним из самых богатых людей в мире, но после захвата Шанхая коммунистами он потерял около полумиллиарда долларов в виде зданий и компаний. Его двоюродный брат Люсьен Овадия, видя успех Лоуренса Кадури в Гонконге, посоветовал Виктору оставить в Гонконге принадлежавшую ему прибыльную недвижимость Сассуна и купить еще. Но Виктор отказался и продал свою недвижимость. С Китаем он покончил. "Виктор всегда принимал неправильные решения в неправильное время и в неправильном месте", - заметил Морис Грин, который работал на Виктора в Шанхае и переехал в Гонконг, чтобы открыть собственное дело.
На Багамах Виктор построил уменьшенную тропическую версию своей некогда шанхайской империи. Он купил пятиэтажное розовое офисное здание, которое назвал "Сассун Хаус". Он создал страховую компанию и другие инвестиционные инструменты, как и в Шанхае. Несколько его бывших сотрудников переехали на Багамы, чтобы работать на него. Он часто посещал магазин фотоаппаратов в Далласе, штат Техас, где предавался своему увлечению новейшими гаджетами и фотооборудованием. Он потратил десятки тысяч долларов, посещая конные заводы, участвуя в распродажах лошадей и изучая породы. Он содержал конюшни и тренеров в Лондоне и Ирландии и проводил сезон скачек с мая по сентябрь в Англии.
Сейчас ему за семьдесят, но он поддерживал связь с двумя сестрами Сунг, которые встали на сторону националистов. Когда он бывал в Нью-Йорке, он встречался со своей давней возлюбленной Эмили Хан за обедом в "Клубе 21" или "Временах года". Они говорили об изменениях, о которых читали в Китае. "Китайцы с каждым днем все больше ненавидят коммунистов", - писал он ей.
Во время одной из поездок в Нью-Йорк он получил травму диска и был госпитализирован, после чего был вынужден передвигаться в инвалидном кресле. Он уговорил американскую медсестру, которая ухаживала за ним в Нью-Йорке, переехать на Багамы. Ее звали Эвелин Барнс. Родом из Далласа, ей было тридцать, она была миниатюрной блондинкой, чья резвая работоспособность произвела на него впечатление. Она называла себя "южной деревенщиной" и описывала Виктора друзьям как моложе своих лет. Они стали парой и устраивали
