Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я присоединилась к нему, но наши усилия не привели к результату. Снаружи солнце царапнуло верхушки деревьев. Чуть больше чем через час оно зайдет за горизонт.
– Выхода нет, папа.
Жестяная крыша тюрьмы хорошо удерживала тепло, и я рассеянно потянулась за шляпой, чтобы обмахнуть лицо. Мои пальцы сомкнулись на жемчужной булавке Хэтти. Я достала ее, сначала посмотрела на булавку, затем на замок на двери. Папа проследил за моим взглядом и обо всем догадался.
– Гениально, Верити, – прошептал он, забрал у меня булавку и подошел к двери.
Папа вставил ее в замок, а я настороженно осмотрела пустую площадь – все уже разошлись, не считая парочки задержавшихся жителей, которые бродили вдоль витрин магазинов в противоположной части улицы. К счастью, они не смотрели в нашу сторону.
– Почти закончил, – процедил папа сквозь зубы. Хрупкий металл согнулся в его пальцах. Я затаила дыхание.
Булавка сломалась, ее звон прозвучал как выстрел для моих ушей.
– Черт! – выругался папа, отшвырнув ее в сторону. – У тебя есть что-нибудь еще?
– Это была моя единственная булавка, – я вытащила шпильку из волос. – Подойдет?
Папа попробовал.
– Нет, слишком короткая.
Он прижался лбом к решетке и закрыл глаза.
Я скользнула обратно на пол и уткнулась головой в колени. Почему-то потерять надежду намного больнее, чем не иметь ее вообще. В груди застрял всхлип. Я попыталась сделать глубокий вдох, несмотря на сдавливающий корсет.
Затем осторожно провела по грубым выступам металлических пластин вдоль торса. Мне пришла идея, и я резко выдохнула. Папа вскинул голову.
– В чем дело?
– Минутку.
Я удалилась в темный угол и сняла платье. Оставшись в одной сорочке, завозилась со шнуровкой корсета и сорвала его. Впилась в него зубами и ногтями, разрывая швы, пока не показался первый металлический кусочек. Наконец я зажала тонкую пластинку между пальцами.
– Следи, чтобы никто не смотрел в нашу сторону, – сказала я, подвинув папу от замка. Он прошелся взглядом по пустой площади и поспешил к окну на дальней стене, чтобы проверить улицу, после чего дал мне отмашку.
Я с точностью хирурга вставила металл в замок. Слава богу, что я внимательно слушала объяснения Деллы, когда она взламывала ящик в комоде родителей. Но одно дело слушать, как кто-то взламывает замок, и другое – делать это самому. Секунды растягивались в минуты, солнце садилось все ниже. По моему горлу поднималось отчаяние.
Затем, без какого-либо предупреждения, металл скользнул на место между штифтами. Затаив дыхание, я надавила. Раздался тихий щелчок. Замок открылся.
Папа пошел открывать дверь, но я его остановила:
– Рано.
Я надела платье и быстро глянула на улицу. Под столбиком в красно-белую полоску цирюльник невыносимо медленно сметал срезанные волосы на тротуар. Наконец мужчина не спеша зашел обратно в цирюльню, даже не догадываясь, что его мирный вечерний быт мешал побегу из тюрьмы.
– Ладно, теперь пойдем.
Я выскользнула первой, папа – через секунду, аккуратно закрывая за нами решетку. Желание сбежать нарастало волной, но я взяла себя в руки, медленно перешла дорогу и пошла по тротуару к краю города.
Папа взял меня за руку.
– Мы всего лишь прогуливаемся, – сказал он, поправляя волосы, чтобы закрыть синюю шишку на виске.
Когда мы проходили мимо банка, перед нами вышел молодой человек. Мое сердце подскочило к горлу.
– Добрый вечер, – сказал он, сняв передо мной шляпу и кивнув папе. Должно быть, он пропустил наш арест, иначе сразу бы нас узнал.
– И вам, – ответил папа. Мужчина водрузил шляпу на голову и пошел по дороге, лишь единожды оглянувшись на нас. Я натянуто улыбнулась ему, и когда он отвернулся, мы свернули в переулок.
– Быстрее, – поторопил папа, переходя на бег. Мы дружно помчались к лесу.
У меня заныли легкие, но я заставила себя бежать дальше, сжав юбку в кулаках. Попутно я напряженно прислушивалась к звукам погони, но слышала только шорох травы, хлеставшей по ногам, и топот отца.
Лес был все ближе, казалось, что тени деревьев тянутся к нам. Папа вошел первым, и его сразу же поглотил мрак. Мое сердце колотилось в такт быстрым шагам.
Я сломя голову кинулась во тьму.
Меня окутала ночь. Кроны деревьев не пропускали ни лучика света. Я натолкнулась на папу.
– Не останавливайся, – прошептал он.
Мы пошли в нужном направлении, как я надеялась, но не преодолели и сотни ярдов, как на нас подул зябкий ветер. С земли поднялся холодный туман.
– Только не это, – пискнула я. – Не сейчас.
Он липнул к телу, просачивался сквозь одежду и высасывал все тепло, пока меня не пробрало до самых костей. Я схватилась за папу для поддержки и боролась с леденящим, ошеломляющим чувством, которое всегда появлялось вместе с туманом.
– В какую сторону? – пробормотал папа.
– Не знаю.
На глазах выступили слезы. Не для того мы зашли так далеко, чтобы потерять Лайлу во тьме и мгле. Но серая завеса не давала намеков, в каком направлении нам идти.
Как вдруг в ней возник слабый, тусклый кружок света. В его центре стояла молчаливая девочка, которую я встречала у колодца.
Джози Лофтис, сестра Деллы.
Папа замер как вкопанный.
– Ребенок-призрак, – выдохнул он с восторгом вместо страха. В кои-то веки его готовность поверить в невозможное не была для нас помехой.
– Нам нужно к колодцу, – сказала я. – Ты покажешь дорогу?
В странном, водянистом свете лицо девочки жутковато светилось. Ее очертания размывались, как набросок углем, размазанный небрежной рукой. Я боялась, что она исчезнет. Вместо этого она поманила нас пальцем.
Я взяла папу за руку, и мы последовали за призрачным светом Джози, колеблющимся в тумане. Страх сковал мое тело. Поскольку заходящего солнца не было видно, я не знала, не опоздали ли мы. Я ускорила шаг, пригнулась под веткой и поравнялась с нашим гидом.
– Сколько еще до…
В тот же миг она исчезла. На нас обрушилась тьма. Рука папы напряглась, но он спокойно прошептал в черноту:
– Спасибо, что провела нас. – А затем, наклонившись к моему уху, добавил: – Думаю, мы на месте.
Впереди, между деревьями, сквозь мрак пробивалось слабое сияние фонарика. Мы всмотрелись в затуманенную поляну. В ее центре стоял колодец. А рядом с ним – мисс Мэйв.
Она опустилась на колени в кругу света, ее белая сорочка и серебристые волосы чуть ли не светились. Лайла неподвижно лежала на мшистой земле, в стелящейся дымке ее лицо казалось мертвенно-бледным.