Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я предпочитаю чай.
— Не могу согласиться, — заявил Ричер. — Возможен любой компромисс, но только до определенного предела. Даже ради Министерства обороны.
— Но мне хочется пить.
— Нам принесут воду со льдом. Они всегда приносят.
— Но у меня более высокий чин.
— Так было всегда. Ты видела, чтобы я хоть раз пил из-за этого чай?
Она покачала головой и выбралась из постели. Не надевая халата, подошла к столу, сняла трубку и заказала салат «Цезарь», филейную вырезку в шестнадцать унций и большой торт с мороженым. И кофейник на шесть чашек. Ричер улыбнулся ей.
— Принесут через двадцать минут, — сказала Хаттон. — Давай пока примем душ.
Раскину достался центр города. Он перемещался по нему пешком, с портретом в руках и списком в голове: рестораны, бары, кафе, закусочные, продуктовые магазины, отели. Начал с «Метрополя». Вестибюль, бар — неудача. Он быстро и не привлекая внимания проверил китайский ресторан, находившийся в двух кварталах от «Метрополя». Раскин считал, что хорошо справляется с такого рода работой. Он был незаметным человеком. Его никто не запоминал. Средний рост, средний вес, обычное лицо. Просто «дыра в воздухе», иногда это его огорчало, но часто давало преимущество. Люди смотрели на него, но словно не видели. Их глаза не задерживались на нем и скользили дальше.
В китайском ресторане Ричера не оказалось. В бистро и ирландском баре — тоже. Тогда Раскин вышел на тротуар и направился на север, чтобы проверить офис адвоката, а потом решил, что пойдет в сторону «Марриотта». Лински сказал, что именно там бывают знакомые дамы Ричера. А опыт Раскина подсказывал, что парни, которые чего-то стоят, проводят с женщинами больше времени, чем другие.
Приняв душ, Ричер одолжил у Хаттон зубную щетку, пасту и расческу. Затем завернулся в полотенце и пошел за своей одеждой. Он успел привести себя в порядок и сел на кровать, когда в дверь постучали.
— Обслуживание в номерах, — послышался голос с иностранным акцентом.
Хаттон высунула голову из ванной. Она была одета, но еще не успела высушить волосы.
— Открой дверь, — сказал Ричер.
— Я?
— Тебе придется расписаться.
— Распишись за меня.
— Через два часа полицейские, которые меня не найдут, могут вернуться в отель. Будет лучше, если никто из персонала не узнает, что ты не одна.
— Ты никогда не расслабляешься, верно?
— Чем меньше я расслабляюсь, тем чаще мне везет.
Хаттон поправила волосы и направилась к двери. Ричер услышал, как задребезжали тарелки на тележке, потом заскрипело перо — Хаттон подписывала счет. Ричер услышал, как дверь закрылась. Он вышел в гостиную и увидел посреди номера столик на колесах. Официант поставил возле него один стул.
— Один нож, — сказала Хаттон. — Одна вилка. Одна ложка. Мы об этом не подумали.
— Будем есть по очереди, — предложил Ричер. — Так даже романтичнее.
— Я разрежу твой бифштекс, и ты сможешь есть его руками.
— Ты могла бы покормить меня. Нам следовало заказать виноград.
Она улыбнулась.
— Ты помнишь Джеймса Барра? — спросил он.
— Слишком много воды утекло с тех пор, — ответила Хаттон. — Однако вчера я перечитала его досье.
— Насколько хорошим стрелком он был?
— Не лучшим из тех, что у нас были, но и не худшим.
— Именно таким он мне и запомнился. Я только что побывал на той парковке, чтобы еще раз своими глазами увидеть место преступления. Впечатляющая стрельба. Очень впечатляющая. Я не припоминаю, чтобы Барр был так меток.
— Однако оставил очень много улик.
Ричер молча кивнул.
— Возможно, он очень старательно тренировался, — предположила Хаттон. — Барр служил пять лет, но с тех пор прошло почти в три раза больше времени. Не исключено, что его талант стрелка развился позже.
— Может быть, — ответил Ричер.
Она посмотрела на него.
— Ты не останешься, верно? Ты собирался уйти сразу после обеда. Из-за полиции. Думаешь, они снова сюда придут?
— Так и будет, — сказал Ричер. — Можешь не сомневаться.
— Я не обязана их впускать.
— В небольших городах полицейские делают, что хотят. А если они найдут здесь меня, у тебя будут серьезные неприятности.
— Но только не в том случае, если ты невиновен.
— Однако у тебя нет никаких доказательств, что это так. О чем они и скажут.
— Адвокат здесь я, — сказала Хаттон.
— А я был полицейским, — ответил Ричер. — И я знаю, как они себя ведут. Полицейские ненавидят тех, кто скрывается от правосудия. Такие парни выводят их из себя. Они арестуют не только меня, но и тебя и лишь потом начнут разбираться, что к чему. И разберутся только через месяц. А к тому моменту твою вторую звезду можно будет спустить в унитаз.
— И куда ты сейчас пойдешь?
— Понятия не имею. Но что-нибудь придумаю.
Входная дверь в вестибюле башни из черного стекла была заперта на ночь. Раскин дважды постучал. Сидевший у входа охранник поднял голову. Раскин помахал в воздухе рисунком.
— Доставка, — сказал он одними губами.
Охранник встал, подошел и открыл ключом дверной замок. Раскин вошел.
— Родин, — сказал Раскин. — Четвертый этаж.
Охранник кивнул. В этот день в офис Хелен Родин часто доставляли посылки. Ящики, коробки, даже ручные тележки. И охранника не удивила еще одна посылка. Он молча вернулся к своему столику, а Раскин направился к лифту. Он вошел в кабинку и нажал кнопку с цифрой четыре.
Первое, что он увидел на четвертом этаже, был полицейский, стоявший у двери в офис Хелен Родин. Раскин сразу понял, что это значит. Офис оставался весьма вероятным местом появления Ричера. Из чего следовало, что сейчас его там нет и что он не наведывался сюда за последние несколько часов. Раскин повернулся на каблуках, словно не разобрался в расположении офисов, и направился в соседний коридор. Подождал немного, а потом вернулся к лифту. Он сложил рисунок и спрятал в карман. В вестибюле жестом показал охраннику, что работа выполнена, и юркнул в темноту. На улице он свернул налево и пошел на восток, в сторону отеля «Марриотт».
С кофейником на шесть чашек даже Ричер управиться не сумел. После пятой он признал свое поражение. Хаттон не придала этому большого значения. Он решил, что пять чашек из шести вполне доказали его приверженность к кофе.
— Навести меня в Вашингтоне, — сказала Эйлин.
— Непременно, — ответил Ричер. — Когда в следующий раз там окажусь.
— И не дай себя поймать.