Но Рон по-прежнему считает, что нет ничего вкуснее омлета с сыром и грибами, который готовит Марджи. Он по-прежнему автоматически растирает ей ступни, когда она кладет ноги ему на колени во время просмотра телепередач. Правда, сама Марджи уже не делает этого в ответ. Рон до сих пор помнит, как безутешно она рыдала на похоронах своего отца. Марджи всегда была папиной дочкой, и Рону хотелось тогда вмазать кулаком по стене, потому что он ничего не мог сделать, чтобы помочь ей.

У них месяцами не было секса, но Рон никогда не изменял жене, если только мысленно, и кто его в этом упрекнет?

Иногда он доставляет Маргарет неприятности. Но она принимает все как должное – не важно, как далеко муж заходит, – продолжает улыбаться и моргать, и ему хочется прокричать: «Эй, Марджи, очнись!»

Ну конечно, Вероника просто пошутила. Хотя… А вдруг некий мужик по какой-то причине (может, он питает слабость к толстым женщинам) попытался подъехать к Марджи? Она могла легко попасться на удочку, проникнуться к нему жалостью. Маргарет такая доверчивая! Верит всему, что говорят в магазинах продавцы! И она до сих пор так и не научилась разбираться в людях!

Рон ловит себя на том, что начинает с силой стучать кулаком по столу.

* * *

Роза сидит за кухонным столом в доме Энигмы и отделяет желтки яиц от белков. Она делает это автоматически, быстрыми, точными движениями. Резкий удар яйцом о край миски, желток в одну половинку скорлупы, белок – в другую.

Роза работает на «конвейере»: вместе с Энигмой и Марджи они выпекают мраморные пироги для Годовщины. Их будут продавать в специальных подарочных коробках «Годовщина Элис и Джека» по цене тридцать долларов за штуку. В прошлом году за вечер было продано более сотни пирогов. Роза вспоминает, как Конни, подсчитав выручку, потирала от удовольствия руки, словно была малообеспеченной девятнадцатилетней девушкой, а не девяностолетней старухой с туго набитым кошельком. Те далекие годы безденежья и недоедания наложили на характер Конни неизгладимый отпечаток. Вплоть до последнего дня жизни главными ее пристрастиями оставались еда и деньги. И разумеется, ее старшая сестра очень любила Джимми. И остров. Право, она была одержимой натурой.

– Никак не могу успокоиться, – говорит Энигма. – Представляешь, проснулась сегодня посреди ночи и думала об этом.

Еще одна одержимая женщина! Энигма страшно переживает из-за того, что Марджи не придет на вечер в честь Годовщины. Энигма с детства была такая: как к чему прицепится, так не отстанет.

– Я вернусь к полуночи, мама, – обещает Марджи. – Совсем как Золушка.

– Тебе вообще не следует туда ходить, – бормочет Энигма.

Роза берет из коробки следующее яйцо и, рассматривая постройневшую фигуру Марджи, задумчиво произносит:

– Сегодня ты очень хорошенькая. Такая стройная!

– Гм! – произносит Энигма, глядя на порозовевшее от удовольствия лицо дочери.

– Спасибо, тетя Роза. Представляете, Рон наконец-таки заметил, что я похудела! Но отреагировал как-то странно. Робко осведомился, уж не закрутила ли я на стороне роман.

– Неужели и впрямь закрутила? – с интересом спрашивает Роза.

В последнее время Марджи держится значительно увереннее. И прекрасно выглядит. Тут явно не обошлось без мужчины!

Марджи, нахмурившись, наклоняется над миской:

– Ну, не совсем.

Энигма бросает сито, подняв облачко муки:

– Как можно «не совсем» закрутить роман? Надеюсь, ты шутишь. Лично я никогда не изменяла супругу. Хотя иногда очень хотелось!

– Ах, мама, как ты можешь так говорить? Папа был чудесным мужем.

– Наверное, для тебя он был замечательным отцом, Марджи, с этим я не спорю. Но ты не имеешь представления, каким он был супругом. По временам мне становилось ужасно скучно. Но я не из тех, кто заводит интрижки! Нет! Я наливала себе стаканчик шерри, покупала новый дамский роман и на этом успокаивалась. Как можно изменять мужу! Это безнравственно!

Марджи, закатив глаза, говорит Розе:

– Нет, ты только послушай мать Терезу!

Энигма фыркает:

– Очень остроумно! По-вашему, это смешно? По-моему, нет!

Звенит таймер духовки, и Марджи откладывает в сторону венчик, вынимает четыре готовых пирога и ставит еще четыре.

– Тетя Конни была бы довольна. Мы распродали все билеты на Годовщину даже раньше, чем в прошлом году, – замечает она.

Роза понимает, что прямо сейчас ничего больше не узнает о романе, который Марджи «не совсем» закрутила на стороне. Ладно, спросит в другой раз. И она переводит разговор на другую тему:

– Знаете, что я тут подумала? А что, если в этом году отпраздновать Годовщину в последний раз?

Марджи и Энигма разом прекращают свои занятия и, повернувшись, изумленно смотрят на Розу, ожидая объяснений.

– Чересчур много хлопот, правда? – говорит она. – Ведь нам больше не надо зарабатывать деньги, мы и так очень богаты.

– Да Конни умерла бы, услышав такое! – возмущается Энигма.

Роза с Марджи обмениваются изумленными взглядами.

– Она, вообще-то, и так уже умерла!

– Представьте, я в курсе! – ядовито отвечает Энигма. – Я, вообще-то, это заметила! Как заметила и то, что теперь, когда Конни не стало, все буквально разваливается на части, поскольку все вокруг жаждут изменений.

Ее лицо кривится, она готова расплакаться.

– Я всего лишь выдвинула предложение, – примирительно говорит Роза. – Иногда я думаю, что нам не нужно больше зарабатывать деньги на Элис и Джеке. Просто, возможно, пришло время остановиться.

– Но это семейная традиция! – восклицает Энигма.

– Это семейный бизнес, – поправляет ее Роза. – И весьма прибыльный бизнес.

– Что ж, нам следует сохранить его прибыльным для детей и внуков. Я подозревала, что ты немного не в себе, Роза. Наверняка болезнь Альцгеймера. Надо поскорее отвезти тебя к врачу, чтобы он назначил лечение.

– Детям и внукам нет никакого дела до бизнеса, – говорит Роза. – Грейс занята ребенком и книгами про Габлета, Томас вообще не любит приезжать на остров, а Вероника…

– Вероника пишет книгу про Элис и Джека! – ликующе произносит Энигма. – Девочка очень заинтересована этой историей. Она хочет поговорить со мной и записать беседу на магнитофон. Она собиралась даже загипнотизировать меня.

– Вот именно, и это может вызвать сложности. Что, интересно, ты собираешься ей сказать?

– Не беспокойся, я что-нибудь сочиню!

– Да, но нельзя допустить, чтобы бедная Вероника написала в своей книге какую-нибудь чушь. Это несправедливо. Думаю, мы просто должны открыть им правду. Просто собрать их однажды и все честно объяснить! На днях я чуть не рассказала Софи.