Колеса немедленно начали прокручиваться и взбивать пену песка, не испытывая тяги и замедляя наше движение до ползанья. Ровер начал медленно тонуть. Герман и я выпрыгнули из машины и уперлись, толкая спинами, в то время как Джефф удерживал колеса, медленно их поворачивая. Слава небесам, это было единственным, что требовалось. Следующие 50 ярдов упорного напряжения мы пробивались сквозь дюны и повернули назад на дорогу, за пределами видимости города. Не зная, что нас ждет впереди, поскольку ничего не было видно, мы все же нашли дорогу, по которой проехали следующие 5 км и затем выскочили присмотреться и прислушаться.

Нам снова повезло. Со стороны Агилока не раздавалось каких-либо звуков, свидетельствующих о преследовании, и через 10 минут мы снова вернулись на дорогу, нацелившись на Анефис, находящийся в 193 км к югу.

Пустынные бассейны Вади

Дорога все еще бежала через иссушенную страну, и хотя сухая потрескавшаяся почва была каменистой, признаки жизни в виде чахлых деревьев и кустов уменьшались с каждой милей. Разрозненные площади зелени и деревьев были сосредоточены в безводных бассейнах или воды являющихся уникальными для низменных районов Сахары. Вади — мелкая низина, наподобие огромного обеденного блюда, часто несколько миль в ширину и имеющая настолько постепенный наклон к центру, что является почти невидимой до тех пор, пока кто-либо не убедится в ее существовании. Несмотря на свой невинный облик, это наиболее опасная физическая форма этой местности.

Каждые два или три года со стороны реки Нигер налетал ураган, пропитывая землю внезапным ливнем, прежде чем исчезнуть. Из-за того, что земля истощалась за многие месяцы атакующего солнца, вода после таких нечастых бурь не впитывалась, а стекала к центрам вади с угрожающей скоростью и в считанные минуты заполняла их иногда на глубину 15 футов. Многие ничего не подозревающие путешественники, попадающие в районы вади в бурю, погибали самым роковым образом утонув в самой сухой изо всех поверхностей Земли.

Французы прокладывали свои дороги, через вади снабжая безводную почву каменными дамбами более 15 футов высотой, что помогало путешественникам чувствовать себя намного безопаснее. Земляные мосты выглядели откровенно глупо, но отметка в 12 футов по обеим их сторонам отбивала желание иронизировать.

Огибая окрестности Анефиса

В то утро мы не встретили ни души на дороге, остановившись только раз, чтобы заправиться и перекусить. Герману удалось вытащить себя на воздух и собрать небольшое количество кустарника для нашего костра, прежде чем набрести на двух таурегских детей, которые появились в кустах в 20 ярдах от нас, широко распахнув глаза и тыча своими пальцами. Как только Герман приблизился к ним, они исчезли, появившись в другом месте и продолжая пялиться. Склонность Германа встречать разных людей изумляла нас безмерно, и мы согласились быть отличными хозяинами в лагере для мальчиков в родительский день. Хотя и Джефф и я были слишком уставшими, чтобы об этом заботиться.

К часу по полудню температура поднялась до 105, когда мы подъезжали к Анефису, она равнялась 115 достаточно жарко, чтобы удержать большинство людей в помещениях и слишком жарко для безопасной езды. Как бы там ни было, но у нас не было выбора, мы должны были ехать, и наше спасение было именно в этом.

Внимательно изучая окрестности в бинокль мы, как и прежде, прочертили следующую широкую дугу, чтобы избежать опасности быть замеченными полицией небольшого приграничного поста. Шероховатая земля была покрыта редкой тонкой травой и пучками сухих кустов, но местность не создавала каких-либо препятствий для нашего Ровера. Всюду лежала равнина, и мы могли объехать около трех километров экономя наше время, операция — это на час не больше. Обогнув Ане-фис благополучно вернуться обратно на дорогу. Мы сделали это. Между нами и Гао остался только форт и полицейский пост Бурима.

Операции черного рынка

В этот же день мы встретили тяжелый грузовик, направляющийся к северу. Это была первая машина, которую мы увидели после Боржди-Переза, проехав 250 миль, и мы остановились поболтать с шофером. После обмена традиционными любезностями и энергичных рукопожатий, шофер спросил нас, если у нас какие-либо алжирские деньги. По каким-то причинам он, казалось, горел желанием их купить и предлагал нам, клянясь в собственной честности, достаточный эквивалент во франках Мали. У нас все еще было 200 алжирских динар около 46$, и мы неохотно согласились продать половину из них за 5000 франков Мали.

В то время мы ничего не знали о черном рынке и его влиянии на национальную валюту. Мы верили в то, что можем обменять любые деньги любой страны в любом банке по существующему курсу. Прошло не слишком много времени прежде, чем мы узнали, что во многих странах официальный курс иностранной валюты намного ниже, чем фактический; однажды обменяв свои деньги, вы становитесь очень зависимыми. В случае отъезда вы должны либо все потратить в этой стране, либо обменять деньги на черном рынке.

Эти же страны запрещали импорт или экспорт своей валюты, чтобы заставить доверчивых путешественников покупать деньги, в которых они нуждались, в банке по заниженному курсу. Однажды покинув Алжир, совершенно без вашего ведома, алжирские деньги становятся бесполезными для каждого, кто больше не путешествует по этой стороне. Кроме этого водителя грузовика мы никогда больше не встретили такого человека.

Невезучий Герман

Дорога была достаточно тяжелой для меня и Джеффа, но, в конце концов, нашими преимуществами была молодость и хорошая физическая форма, обусловленная здоровым образом жизни и тренировками. С другой стороны Герман не был слишком силен. Он был наполовину лысый, дряблый и совершенно не приспособленный к трудностям. Вдобавок к своим физическим несовершенствам и ужасным трудностям пути, он страдал от утомительной езды, отказываясь произнести даже слово жалобы.

Около б часов вечера мы остановились, чтобы заправить бак недалеко от двух палаток из бараньей шкуры, установленных в промоине между двумя насыпями песка. Герман, со стеклянными глазами истекающей потом, какое-то время тяжело возился сзади и, наконец, вывалился на дорогу, изнемогая и тяжело дыша. Был ли он жив или мертв, это не могло изменить наше неуклонное движение к Бурему в сумерках, и мы не уделили ему никакого внимания, несмотря на чувство определенной жалости. В любом случае мы ничего не могли поделать.

Пустынный мираж?

Пока я открывал бензобак и Джефф вытаскивал последние немецкие консервы, у меня возникло неожиданное ощущение слежки за нами, и я быстро повернулся, чтобы исследовать ландшафт. Приблизительно в 50 ярдах справа мои глаза выхватили вспышку голубого света, и я сразу же забыл и о бензобаке и о полоумном Германе.