— Так не должно быть… Так просто ни с кем не должно быть… — в перерывах между всхлипами говорила очень примитивную и абсолютно правдивую вещь, на которую и не ответишь-то толком, но которая, на самом деле, должна сидеть в каждой голове.

— Ты права, Замочек. Ты абсолютно права.

Глава23

Той ночью заснуть было сложно. Агата с Костей провели время до привычного Гордеевского будильника, лежа в обнимку.

Не разговаривали особо. Агата больше не плакала. Вспоминала свой личный ужас, но впервые по-новому. Впервые, чувствуя себя в безопасности и искренне веря, что не повторится.

А Костя, наверное, просто о чем-то много думал.

Однажды в дверь спальни стучали.

Костя поднялся быстро и резко. Сам вышел. Это был Гаврила, они говорили, не отходя далеко, Агата одновременно хотела разобрать и боялась услышать что-то такое, что заставит нервничать.

Вернулся Костя очень скоро. Ничего не объяснял толком, просто сказал: «всё хорошо, не волнуйся», снова лег, снова притянул к себе, позволил устроиться головой на груди. Слушать, как колотится сердце, успокаиваться под мягкие поглаживания по волосам.

Скорее всего на двоих они не проспали и час, но утро никто не отменял. Костя встал в душ, будто наконец-то отмучился, а не куковал всю ночь без сна. Сделал это без привычной ругани сквозь зубы и посыла нахер всего мира.

Пока муж отсутствовал в спальне, Агата прислушивалась и к звукам в душевой, и за дверью. Почему-то за Полину ей тоже было страшно.

За Полину. За Гаврилу. За них с Костей.

Сейчас по-особенному сильно ощущалась хрупкость мира. И его абсолютная непредсказуемость.

Костя вышел, потряс головой, сгоняя капли, направился в гардеробную.

Собирался так, словно день совершенно обычный. Ничего экстраординарного. Костюм. Галстук. Часы. Мобильный в карман. Кольцо на палец. Прокрутить…

Взгляд на кровать, несколько шагов к ней…

Костя опустился бы сам, чтобы дотянуться, но Агата сделала всё за него. Подползла на его половину, поднялась на колени, обняла за шею…

— Я поехал.

Почувствовала себя тепло и уютно в его объятьях. Костя говорил, Агата кивала.

— Не переживай, здесь по-прежнему безопасно. От тебя ничего не требуется. Гаврила поручит, Полине принесут поесть и помогут, если понадобится. Не хочешь — не встречайся. Хочешь — зайти. Только знай…

Костя сделал паузу, Агата задержала дыхание…

— Ей досталось, Замочек, — продолжил Гордеев, уже чуть отстранившись и глядя в лицо. Вроде бы с улыбкой, но очевидно не слишком радостной. Оторвался от глаз, скользнул по щеке…

Потянулся к ней же пальцами, провел по шраму, глядя задумчиво…

Он часто делал так. Поначалу это вызывало у Агаты чувство неудобства и злость, потому что смотрел на то, что она считала своим уродством. А сейчас даже сердце сжалось. Потому что с любовью, нежностью и жалостью.

Прижался губами, снял с себя её руки. Подмигнул, заставляя улыбнуться в ответ, пусть в горле ком, да и в принципе не так-то много поводов для радости. Наклонился, прижимаясь к обтянутому тканью животу, сказал строго:

— За мамкой следи, договорились? Буянит чёт… От рук отбилась…

— Ну Костя, — Агата возмутилась для виду, а потом с совершенно искренней улыбкой следила, как идет к двери. Всего пара слов, а ей так хорошо…

И пусть в любой другой день легла бы досыпать, но сегодня не смогла бы.

Спустила ноги с кровати, на цыпочках подошла к двери, приоткрыла аккуратно, прижалась лбом к образовавшейся щели, закрыла глаза…

— Как она? — не видела, конечно же, но четко представляла, с каким голосом Костя задает вопрос. Тихо и совсем не так игриво, как прощался с ней. Потому что и актер он тоже хороший. Умеет создать впечатление. Но создает не сейчас. Это в спальне он сделал всё, чтобы она не нервничала. А на самом-то деле у них та еще жопа.

— Спит. Жить будет. — Отвечает, конечно же, Гаврила. Даже голос которого звучит помято — хрипло и глухо. И глаза, наверное, в сеточку. И на душе скорее всего болото…

— Ты со мной или останешься?

— Дождусь, пока проснется, и приеду.

— Хорошо.

— По Павловскому в курсе держи. Если со мной свяжется — я тебе скажу.

— Договорились…

Мужчины замолчали, Агата почувствовала, что учащается и сердцебиение и дыхание. Потому что очевидно — это еще не финал. Это только начало.

Из-за накатившего страха пропустила шаги, а ещё момент, когда ручку с той стороны потянули вниз. Не поняла даже, почему дверь начала открываться. Вздрогнула, увидев Гаврилу…

Такого, как она и представляла — взъерошенного, не спавшего ночь, уставшего… Но улыбнувшегося.

Так, как умеет он один. Будто для каждого у него своя улыбка. И для «сестрёнки» тоже особенная…

— Шпионишь? — Гаврила спросил беззлобно, отправляя руку в карман, склоняя голову.

Агата посмотрела виновато на него сначала, потом на усмехнувшегося Костю… Тоже ведь не думал, что послушная Замочек так просто… Послушается.

— Пытаюсь, — Агата пожала плечами, признавая свой провал.

— Испугали тебя? — а получив следующий вопрос, вскинула удивленный взгляд на Гаврилу, прищурилась, будто не совсем понимая… А потом покраснела, замотав головой так, что даже ось потеряла немного, пришлось придерживаться за стенку. Потому что это так по-Гавриловски. У него тут подпорки мира трещат, а он волнуется, не испугали ли они одну трусиху…

— Нет. Всё нормально… Нормально. Да. — Агата начала, глядя на Гаврилу, а потом перевела взгляд на Костю, повторяя утвердительно. Потому что у них-то, у Гордеевых, всё правда хорошо… Он ответил ей новой улыбкой. Точнее только намеком, который заметить могла разве что сама Агата. — А вы… Она… Как? — Следующий вопрос задала не из вежливости, и не из любопытства. Ей правда было важно знать, что у Полины всё нормально. Только страшно влезть туда, куда не стоило бы…

— Бывало лучше. Но и хуже тоже бывало. Так что…

Гаврила ответил обтекаемо, притворно легкомысленно усмехнувшись и разводя руками. Мол, как есть — так есть. За всё надо быть благодарным.

— Если хочешь — зайди. Полине будет приятно.

Агата кивнула, ничего не ответив. Рискнет ли — не знала. Но возможность такую не отбрасывала.

— Может чаю выпьем пока, сестрёнка? — а услышав следующее предложение, снова посмотрела недоверчиво.

Но Гаврила улыбался. Всё такой же — уставший, переживший многое, много же выдержавший. Тот, у которого осталась щепотка тепла лично для нее даже в такой момент. Тот, чье «сестрёнка» било в самое сердце.