— Ключ от уштановки. Шидеть! — пресек швед невинное поползновение Кучина покинуть табурет.

— Когда птица Янахома стучит клювом по ветке, от звука трясутся горы на горизонте, — раздалось холодное сбоку. Это в общий зал по ступенькам со второго этажа стал спускаться Кортес. Высокий и статный, в запахнутом на груди подбитом мехом черном скрипучем пальто. Только рубец отчетливо читался на лице, от стужи и кислородного голода еще более мертвенно-белый.

Кортес знал, что ему помогают боги. Подозрительный Мартин до последнего таил, где спрятан ключ номер два. И в результате у Кортеса на подхвате не оказалось опытных альпинистов. Поэтому срочно пришлось приглашать в союзники Бруно вон Зеельштадта. Бруно помог с альпинистами, потому что делить мир на двоих выгоднее, чем на тринадцать. Но боги вывели Бруно из игры, ведь мир должен принадлежать только Кортесу. Одному Кортесу и никому, кроме Кортеса. Потому что боги хотят управлять миром через Кортеса. Хау.

Словно услышав подсказку богов, встал и заговорил аксакал Угх:

— Ты не герой, — ткнул он крючковатым пальцем в грудь Кучину, или не подозревая, или плюя на то, что тоже оказывается в зоне поражения пучка изотопного излучения, — Я сделал свой выбор, — старик неожиданно проворно стянул сапог с левой ноги и водрузил этот неароматный яловый предмет на козлоногий деревянный стол, — Ключ в сапоге, и я вручаю его тебе. Я не рискнул сам уничтожить ключ, вдруг от этого оружие станет еще опасней? Но ты сможешь. Ты — предсказанный герой с отметиной на лице! — Теперь коричневый палец старца целился в медленно приближающегося и кривящего губы в мрачной ухмылке Кортеса, — Еще я должен сказать следующие слова. Я их заучил в детстве и не знаю тайного смысла: «Чтобы уничтожить оружие нужно поменять право на лево. Тогда сила уйдет в пустоту!». А остальную часть тайны ключа я поведаю внизу, когда спустимся с гор.

— Ключ должен хганиться у меня! — последним выступил на щуплый свет из тьмы коридоров Курт. Его ноздри шумно всасывали скудный на кислород воздух, изъеденная морозом кожа на лице мерзко шелушилась, но правую руку он с многозначительным видом держал в кармане пообтрепавшейся куртки «Cocon», — Я получил приказ от Бгуно хганить найденный ключ при себе. Чего бы это ни стоило, — многозначительно улыбнулся швед Кортесу покрытыми струпьями губами.

Тогда и Кнут отступил в сторону скупо потрескивающего очага, чтоб не превратиться в случайную мишень, и взял на прицел и Кортеса с Угхом. К сожалению, он прекрасно помнил, сколько мгновений потребовалось русскому, чтобы вырубить егерей на базаре, и держал дистанцию.

— Речная вода сильней лесного пожара, по этому мудрый кайман живет в реке, а не на берегу, — отцедил Кортес выдыхаемый пар, покорно отодвигаясь от стола с сапогом. Он был еще очень далек от мысли, что боги его покинули.

— Будь готов стгелять без пгедупгеждения, — приказал Курт Кнуту на английском, чтобы все всё поняли правильно, — Я только доложу Бгуно, что мы завегшили опегацию и вегнусь. Эй, стагик, где у тебя гация? — жаль, у Курта не было приказа ликвидировать Кортеса. Но если тот только дернется…

— В этом доме нет рации. Мне не о чем говорить с остальным миром.

Кажется, про Илью на секунду забыли. Он бы мог выполнить фигуру «нетопырь» из техники кшатриев и раствориться в коридорах. Но слишком интересной показалась завязывающаяся беседа, чтобы уйти не попрощавшись.

Курт равнодушно достал из-за пазухи отточенный альпинистский костыль и метнул. Костыль пискнул сквозь разреженный воздух и пригвоздил дряблую пятерню старика к столу. На сапог брызнули капли крови. От боли аксакал заскреб босой пяткой по каменному полу. Курт приготовил второй костыль:

— Кого ты хочешь надуть? Я видел забгошенную на кгышу антенну. Считаю до тгех. Пули на тебя жалко, но если ты не пгизнаешься, железка войдет тебе точно в гаймогитную пазуху.

— Старик еще не рассказал, как пользоваться ключом, — не поворачиваясь лицом к Курту, процедил Кортес. Сам он решил пока ничего не предпринимать, ожидая подсказки богов.

— Хочешь меня убедить, будто сам не знаешь, от какой волшебной двегки этот ключ? Не вегю. Газ… Два…

— Рация есть, — спасовав перед угрозой, понурился Угх и стал, морщась от боли вытаскивать за ухо застрявший костыль, — Загляни в сарай, откати в сторону старый жернов и разгреби высохший куриный помет.

— Кнут, отпгавляйся в сагай, а я здесь постогожу.

— Радишт — ты, а не я. Кроме того я лучше владею «Щейтнотом».

Курт заскрипел зубами, но пошел на выход. Когда за ним захлопнулась дверь, и стих удаляющийся по снегу вкрадчивый скрип шагов, Кортес как бы невзначай кивнул Кнуту:

— Суровый у тебя начальник. Но чем сильнее стонет на ветру пальма, тем больше муравьев грызут ее корни. Когда вместе с МОИМ ДРУГОМ Бруно подбирали исполнителей, я изучил его досье. Забавно, что он еще и отчаянный бабник. В досье была пачка фотографий, где Курт Йоханнсон с замужней дамочкой вытворяет такое, что не всякий муравьед сумеет. Кажется, ее звали Ингрид. Ингрид… Ингрид… Нет, фамилии не помню. — Кортес говорил, а перед глазами стояла совсем другая женщина — дрянная вожделенная белокожая внучка Бормана, по прихоти богов отравившая сердце воина. Но все равно Кортес продолжал полагать, что боги за него. Иначе бы шведы держались вместе до самой развязки. А развязка приближалась неумолимо.

Услышанное подействовало на шведа, словно удар под дых. Кучин решил, что шепелявый Кнут Юргенсен вот-вот грохнется в обморок. Наверное, шляясь по горам, парень подцепил воспаление легких. Или это горная болезнь? Дуя на сочащуюся кровью ладонь и стараясь отвлечь себя от боли, подал голос старик. Он обращался к Кортесу:

— Какие нехорошие люди тебя окружают, однако!

— Заткнишь, тухлая шкумбрия! — непонятно почему взбесившись, взвизгнул Кнут.

И тут Кортес дал повод восхититься собой. Стоящий на столе сапог вдруг взмыл, будто ожил, и каблуком впился точно меж бровей психующему Юргенсену. А в следующее мгновение Кортес уже поднимал с каменного пола выпавший из чужой руки излучатель «Цейтнот». Поднял и похлопал по щекам вырубленного наповал Кнута:

— Бразильский кофе слишком крепок для людей, привыкших дышать морской солью.

Кнут, не приходя в сознание, в ответ лишь застонал. Илья показательно медленно отлепил зад от паучьеногого табурета и отступил в бок, дескать, меня можете не стесняться. Пора танцевать «нетопыря», или еще рано? Рано, латинос не поспешил нацелить отнятое оружие на мегатонника.

— Стрекоза, угодившая в каучуковый сок, никогда больше не взлетит. Собирайся, добрый старик, — подсказал Кортес Угху, — Нечего тебе здесь делать среди плохих людей. Спускайся вниз. Я отыщу тебя у подножия горы.

Старик возмущенно крякнул, но погодя, что-то там себе придумав, стал собираться. Сгреб с табурета овечью шкуру и обмотал босую ногу. Развязал пояс и стал поверх шкуры воротить скрепляющие узлы. Он это делал медленно и неловко, болезненно морщась, как драящий сортир первогодок.