женщина подбежала и попыталась поднять Агату.

— не могу встать — голова у девушки закружилась, а звук снова пропал.

— очнись, очнись! — старая женщина тянула внучку за запястье, — да очнись же ты.

Раздались пощечины, по ощущениям, словно ударяли не щеки, а резиновые мячи с наполнителем.

— Бабушка, мне… не хорошо. — Агата пришла в себя со стоном, и в ту же секунду ее вырвало вторым фонтаном.

— да, что ты будешь делать! — закричала бабушка. — чего ты лежишь! Надо скорее умыться, переодеться.

— Я… не могу… встать, — Агата стащила с кровати покрывало, чтобы прикрыть плохо пахнущую лужу.

Уперлась в пол руками, потом с помощью Александры Владимировны поднялась и села на кровать.

— воды… — прошептала внучка.

— да куда ж там! Снова вырвет. — бабушка металась из комнаты в комнату, вынесла покрывало, принесла новое, тряпкой и веником сметала массы, некогда бывшие едой в желудке. Потом схватила внучку под руку и с усилием отвела на кухню.

— а ты уже спать? — спросила Агата, бабушкино платье, похожее на розовую ночнушку теряла кружева, хлопьями растворялись на разогретом за день полу.

— что ты бормочешь — не разобрала Александра Владимировна. — Агата, ты что пьяна? я сейчас заварю тебе крепкого чая. — женщина поставила чайник на газовую плиту, вынула из стола банку и насыпала в кружку столовую ложку с горкой черного чая.

Агата сидела на стуле, немного покачиваясь и растирала запястья.

— пила с Михаилом? — спросила Александра Владимировна.

— а? — девушка с трудом сосредотачивалась, — да… нет, не пила. Он забрал.

— Забрал. Ишь ты джентельмен! — фыркнула бабушка

— да, — вдруг улыбнулась Агата, — он… джен… джен… и так красив. Внутри. понимаешь? Он внутри красивый. Такой настоящий… и он мне очень нравится.

Она вспомнила сосредоточенный взгляд голубых глаз, и словно в замедленной съемке моментальной и вечной фотографией в памяти остался образ, потом даже спустя годы пробивающий в ней брешь: белая рубашка с закатанными рукавами, идеальная прическа с выбившейся прядью на лбу, и самые притягательны для нее черты лица. Красота, смешанная с уязвимостью, контроль, переплетенный с чувствами.

— Жаль только я ему не нравлюсь… — образ Михаила расплылся, она откинула голову назад.

Голубые глаза поменяли цвет на темно золотой. Холодной рукой Матвей провел по ее лицу “жестокость, Агата, это выбор” — произнес он. — “запомни” — он держал ее плечо жестко, а саму ее за спину бережно. Хруст, ее вскрик, слезы и шепот “я люблю тебя”. Она уперлась головой ему в грудь, он придерживал от падения, но не обнимал, ответил также тихо, что казалось это просто листва сказала вместо него “я знаю…”.

— я им не нравлюсь. Ни ему, ни Матвею. — Агата открыла глаза, пытаясь прогнать ожившие воспоминания.

— Матвею? — спросила бабушка, села за стол напротив и протянула волосатую когтистую руку к Агате. — а как так вышло, что ты хотела ему нравиться? Он ведь женат.

Агата заплакала, закрыла лицо ладошками и рыдала в голос. При каждом всхлипе живот неприятно сводило и Агата обвила его руками, уткнулась лбом в стол и глубоко задышала, резкая боль по мышцам не отпускала.

— не плачь, слезами горю не поможешь. Чего уже горевать. Что сделано, того не воротишь, милая. вы часто с ним… вступали в отношения? — спросила бабушка и уточнила. — в интимные?

— ааам — стон вырвался из приоткрытых губ девушки — … мне … болит.

— так, что? я не слышу. — переспросила бабушка. — как часто он пользовался т же

— обой?

— кто?… мноой пользовался? — Агата зажмурилась.

— Матвей! — повысила голос Александра Владимировна.

— он не пользовался мной… — прошептала Агата.

— ну-ну. конечно. Знаешь, нам всегда говорили родители, честь береги с молоду. Ладно, сейчас уже ничего не поделаешь. Но все можно искупить, Агата. Люди будут милостивы, если ты поступишь правильно. Да оступилась, но теперь одно — надо… У тебя был дневник, милая…

— да, был… — Агата приподнялась от стола, начала поправлять волосы, налипшие на лицо и шею, но вернула руки на живот.

Новый спазм заставил ее зажмуриться, ощущения обострились до предела, слова бабушки искажались в страшные образы. Бабушка выключила свистящий чайник, налила в кружку кипяток и поставила перед внучкой.

— ты описывала в нем свои приключения, писала про ваши встречи, про… — пожилая женщина села на стул, помолчала, поджав губы, а потом собравшись с духом произнесла — сэкс?

— что… — Агата потянулась за чаем, чтобы смочить пересохшие губы.

Чашка тряслась, жидкость разливалась, она смотрела на падающие коричневые капли, пятнами ударяющиеся о серебрянные цветы на ткани платья.

— ты писала в дневнике, что вы были любовниками?

— нет. — Агата затрясла головой. — мы не были любовниками…

— девочка моя, но Катерина говорит, что видела,

— как можно быть любовниками, если любит только один? — еле слышно прошептала девушка, сознание удерживалось резкой болью, заставляло ее концентрироваться на теле.

— где твой дневник? — спросила Александра Владимировна нетерпеливо.

— какой … дневник? — связи с реальностью обрывались.

— тот, о котором мы говорим. И фотография.

— фотография? с Матвеем? — Агата поставила кружку на место и снова уронила голову на руки и истерично захохотала — она в дневнике. А дневник. Ахахахахах

— перестань — строго сказала бабушка, но внучка не могла успокоиться, истерика изводила ее.

— фотография в дневнике, а дневник в утке, а утка, в… в… — и тут раздалась пощечина.

— я сказала тебе перестань! — Александра Владимировна как обычно бывало в ярости ухватила Агату за плечо, выворачивая сустав, и еще раз ударила наотмашь.

Потом пихнула девушку на стул и прошлась по кухне.

— Я должна найти его до прихода Катерины. Пей и приди в себя! Вспоминай, где дневник! — приказала бабушка.

Агата успокоилась, болью больше, болью меньше… грустно смотрела на чашку с черной жидкостью. Сухие листья от кипятка еще не расправились и просто поднялись кверху кружки, кружили бревнами, толкались.

— это не моя кружка — отчего-то прошептала девушка, будто было самое время капризничать из-за любимой посуды.

— что? — Александра Владимировна остановилась.

Бледная внучка с искаженным от боли лицом неотрывно смотрела на нее.

— ах, ты! Ты! таскалась с ее мужем. Думаешь кто-то станет терпеть такое?! Да таких как ты гнать в шею надо. Камнями закидывать. Опозорить две семьи! Хоть какой-то прок от тебя будет….

— прок? … тебе? — спросила Агата.

— Катерине. и мне. — ответила вздыхая женщина — собирайся, пойдем снова к ней.

— я твоя семья. не Катерина — сказала Агата, чувствуя, что больше не может сохранять мужество и скоро или потеряет сознание или будет кричать от усиливающихся судорог мышц, дыхание постоянно сбивалось.

— что?! — завизжала женщина, ее зубы удлинились, пасть вытянулась. — моя семья не отщепенцы! не шлюхи, моя семья не станет разбрасываться