— Лучше вас я и сам бы не сумел сформулировать. Что еще раз подтверждает необходимость вашего возвращения. Более того, я восхищен широтой вашего мышления. Да, я нашел людей, с которыми можно пытаться создавать здесь некое подобие цивилизации… — Шлиман словно бы вздохнул, по крайней мере, именно так интерпретировал Ляхов его телодвижение. — И еще раз убедился в вашей проницательности. Ни один из них не умер раньше меня.

«Что и требовалось доказать», — подумал Ляхов, но вслух этого говорить не стал. И так сказано слишком много лишнего. Глядишь, темп опережения будет потерян, а это единственное, что позволяло ему пока еще ощущать свое превосходство над капитаном, похоже, претендующим на роль лидера своего царства мертвых.

Сказал он другое:

— Могу только порадоваться за вас, Микаэль. Действительно, ужасно даже вообразить, каково бы вам здесь пришлось без соотечественников и единомышленников. Однако… Разумеется, все, что я собираюсь вам сказать, вы и так не могли не обдумать, обсудить со своими. Тем не менее скажу. Чтобы вы были в курсе хода и образа моих мыслей. Я играю открытыми картами, вы заметили? Так вот. Не касаясь даже того, что в нашем мире в обычном темпе умирают не только евреи, но и арабы тоже, и, мне кажется, вы обречены на повторение, на проекцию сюда векового конфликта. Выведем пока эту проблему за скобки.

Но даже вас, безотносительно, ведь все равно будет здесь становиться все больше и больше. Я не знаю площади территории, на которой существует «другой Израиль», по моему мнению — промежуточная зона между тем и этим миром, «чистилище», если использовать католический термин (православие наличие такой институции отрицает). В любом случае запасы питательных веществ на ней являются конечными. Полгода, год вы сумеете прокормиться, а дальше?

Наша же Земля может поставлять их сюда в неограниченных количествах. О других взаимовыгодных возможностях контакта мне думать было недосуг. А что они наверняка есть — это несомненно. Да вот хотя бы… — Вадима только что осенило. — Как вы посмотрите на организацию этакой почты? Напишите вы сейчас письмишко, а я его передам, в случае собственного возвращения, конечно, вашей жене и детям. Так, мол, и так, дорогая, мы вроде как расстались навеки, на самом же деле — ничего подобного. Мои дела обстоят таким вот образом, посылаю вам несколько шекелей из личных накоплений, а мне передайте через подателя сего… Ну, это вы сами придумаете, что именно. Короче, жду с нетерпением, к твоему прибытию заканчиваю отделывать виллу на берегу Мертвого моря.

К концу этой тирады Ляхову показалось, что за подобное и в морду можно получить (хотя бы за Мертвое море!), но Шлиман, очевидно, обретался уже в пространствах иных логик.

— Степень вашей иронии понимаю, но идея сама по себе плодотворная. А если ее и вправду воплотить? Думаю, я сумею в письме привести несколько таких подробностей, что жена не сможет не поверить…

И опять Ляхов резко переложил руль.

— Увы, Микаэль, скорее всего, ничего у вас (у нас) не выйдет. Я, конечно, не знаю вашу жену, но опыт подсказывает, что подобная записочка с того света в худшем случае вызовет нервный срыв, в лучшем — меня ославят мошенником, прознавшим ваши семейные тайны и решившим ими с неизвестной целью злоупотребить. Хотя, когда нам удастся доставить солидный массив доказательств и фактов, эта идея начнет работать. Но речь сейчас ведь не об этом?

Шлиман согласился, что так оно и есть. Но, соглашаясь с доводами Ляхова, он никак не может понять, в чем смысл его нынешних поступков.

— Вы, русские, все равно очень странные люди. Я думал так при жизни и говорил вам это уже здесь. Кажется, не один раз. Вот и сейчас вы ведете себя совершенно не так, как следует. Хоть с дипломатической, хоть с другой точки зрения. Совершенно однозначно, ваши слова и манеры должны бы сейчас восстановить против вас и меня, и почти любого из «наших», кто оказался бы на моем месте. И тем не менее этого не происходит. Скорее, даже напротив.

Я раньше, признаюсь, избегал общения с русскими, которые пытались натурализоваться на нашей территории. Через жен или иными способами. У меня собственные взгляды (были) на эту, довольно противоестественную попытку стратегического союза наших государств. Мы, израильские евреи, потому и приехали сюда, чтобы выйти из поля притяжения вашей ментальности и вашей культуры. Те, которым это нравилось, остались в России, Польше, Германии. Я к ним не принадлежу.

— А кой же черт погнал вас получать верхнее образование именно в Германию? — Вадим уже видел, куда клонится разговор, и предпочел его форсировать. — Учились бы в собственных университетах или иешивах.

— Именно потому, что Германия способна дать великолепное европейское образование, но не требует взамен мою собственную душу и национальную идентичность. А закончить Петроградский университет и не стать при этом хоть капельку русским, русофилом, готовым к ассимиляции, а то и выкрестом — почти невозможно.

— Ох, Микаэль, вам все происходящее еще не кажется тяжелым бредом? Мне так уже. Если русская культура и образ жизни вас искренне увлечет — чего ж тут плохого? Если она вам поперек натуры — отрицайте ее с порога и постарайтесь навязать окружающим свою. Только и делов. Что я, кстати, успешно сейчас и делаю. Особенно когда вы уже настолько за пределами национальных и религиозных проблем. Так или нет?

Из штурманского столика Вадим извлек одну из многих фляжек, заблаговременно наполненных и размещенных в подходящих местах. Стеклянные бутылки имеют неприятное свойство в шторм разбиваться, кроме того, во время тревожной ночной вахты, когда нельзя покинуть пост и утомление наваливается непреодолимо, не побежишь же в кают-компанию за глотком горячительного. А чай по-адмиральски[83]— прекрасное средство поддержания тонуса.

— Не желаете, капитан?

— Спасибо, пока еще — нет. Так я не закончил мысль. Скорее всего, именно вы, русские, возможно, именно под вашим руководством, Вадим, сумеете создать здесь некую интересную структуру. Нашего с вами взаимодействия. Признаюсь, ни немцев, ни англичан в роли наших компаньонов я теперь не вижу. Если придется — можете быть уверены, агреман[84]я вам выдам не задумываясь.

— Душевно благодарен, ваше превосходительство, — поклонился, прижав ладонь к груди, Ляхов. — Не зря же я уже первый курс Дипломатической Академии закончил… Как бы остальные не пришлось проходить заочно.

Подполковник Виктор Викторович Стрельников, неожиданным для себя образом, как и все случается на этом свете, сделал карьеру.