– Да мне плевать.

– А мне – нет!

Предоставленный самому себе, Васильев подошел к телефону и набрал телефон Петренко.

– Как дела, Сашок?

– Паша в ВМА. У меня там кореш имеется, с флотских времен. Передал с рук на руки, а дальше он сам все оформит.

– Крутой кореш?

– Подполковник медицинской службы. Нашего брата перелатал – на троих хватит.

– Как Пашка?

– Пока не ясно. Командир сказал: будем посмотреть. А у тебя, раз звонишь, все удачно?

– Вполне. Подарил Робика Хирургу.

– Зря. Я бы с ним потолковал.

– С ним потолкуют. У его главаря сразу прибавится проблем. А Хирург мне нужен.

– Что «хвосты»?

– Тачку мы скинули, отработавшее железо – тоже.

– Как докторша?

– Я звоню от нее.

– Молодец! Ты давай, завяжись с ней покрепче. Баба крутая и в нашем деле – просто незаменимая. Прушник ты, Валерик!

– Завидуешь?

– А то ж! Короче, Валерик, выдери ее на совесть. Свой доктор нам нужен, как воздух.

– Иди ты в жопу! – искренне ответил Васильев и положил трубку.

Поскольку его не просили оставаться на кухне, Валерий прошел в открытую дверь комнаты. Да, здесь чувствовался стиль. Старая добротная мебель. Еще более старый кабинетный рояль, бюро, шкаф с зеркалом, книжный шкаф в полстены шириной. В книжном шкафу, на одной из полок, за стеклом – фотография. Мужчина дет пятидесяти, с аккуратной бородкой, держит под уздцы черного коня. Мужчина белозубо улыбается, конь – тоже. За фотографией, нетрадиционно, обложками наружу,– книги. Все – по медицине, и на всех красовалось одно и то же имя: Арсений Сигизмундович Голотосербский. С вариациями: иногда просто Арсений Голотосербский, иногда проф. А. С. Голотосербский. Надо полагать, проф с лошадью – и есть Тинин отец. По крайней мере внешнее сходство прослеживается.

Когда Тина появилась в комнате, Васильев с большим интересом разглядывал коллекцию из нескольких десятков нэцкэ[4].

– Мама пошла за дочкой,– сообщила Тина.– Потом они пойдут гулять. Это часа на два.

– Понимать как намек? – улыбнулся Васильев.

– Ага,– Тина продемонстрировала белые крепкие зубы.– Ничего, что я так сразу?

– Да нет,– Валерий пожал плечами.– Я привык.

Женщина встряхнула волосами, засмеялась.

– Раздень меня!

– Прямо здесь?

– Тебя что-то смущает?

– В самую точку. Твой папаша, если не ошибаюсь? – кивнул на фотографию.

– В самую точку. Но он тебя не осудит. Если папиных любовниц собрать вместе, в этой комнате было бы не протолкнуться.

– А как же мама?

– По-моему, она до сих пор уверена, что все они – коллеги и пациентки.

– Может, музыку?

– Музыка будет. Что еще тебе мешает? Хочешь, чтобы я обещала выйти за тебя замуж?

– А если я скажу «да»?

Валерий подошел к ней, расстегнул первую пуговицу.

– То я тебя обману.

– Правда? – Он не спеша разъединял крючки.

– Откуда я знаю? Мы, разведенные женщины, такие ветреные. И развратные.

– По крайней мере ты носишь бюстгальтер,– отметил Валерий, вешая указанный предмет на спинку стула.

– У меня слишком большая грудь.

– Неужели ты стесняешься?

– С ума сошел? Просто неудобно! Поцелуй меня сюда!

– Может, сначала я сниму колготки?

– А ты одновременно! Вот видишь? Дай мне свою руку! О-о! Погоди, я возьму плед.

– Зачем? Ковер мягкий.

– Я не хочу на ковре, я хочу – на рояле!

– Ты уверена?

– Мы, врачи,– такие циничные. Хочу на рояле, понял?

– Как скажешь. А он не сломается?

– А хрен его знает. Подсади меня! Ну давай!

– Без прелюдий?

– А на хрена нам прелюдии? Я уже вся теку. О-о!

Музыка, действительно, была. Несчастный рояль стонал и плакал под ними всем своим беккеровским нутром. Плед так и елозил по полировке. Если бы не стена и не ловкость Валерия, ох и сверзились бы они со спины черного зверя, все в поту и кайфе. В общем, рояль в качестве сексодрома Васильева разочаровал.

Зато Тина была в восторге.

Припав к щеке Валерия, все еще дрожа от пережитого оргазма, она шептала ему в ухо:

– Всю жизнь, всю жизнь мечтала! Сопливкой еще, когда барабанила на нем под мамочкиным неусыпным глазом. Вот, думала, вырасту, и буду на тебе трахаться, козел трехногий!

– А как же муж? – поинтересовался Валерий.

– А он музыкант, педик долбаный! «Это же святыня!» – явно передразнивая интонацию.

– Так педик или музыкант?

– И то, и другое. Я его выгнала на хер, понятно? Ну я теперь понимаю, почему они в кино всегда после драки трахаются.

– Кто. Педики?

– Да нет, герои! Это просто улет!

– Хм…

– Тебе не понравилось?

– Скажем, для меня здесь тесновато.

– Ах, бедняжка!

Тина вывернулась из-под него, да с такой энергией, что чуть не свалилась на пол: Валерий еле успел ее придержать.

– Сейчас, мой сладкий, я сделаю тебе минетик. Я очень хорошо делаю минетик…

– Стоп! – Валерий остановил ее порыв, соскочил с рояля и почувствовал немалое облегчение. Рояль – тоже.

– Нет, стой! – Васильев пресек ее попытку встать на колени, отошел на пару шагов: – Посмотри на меня! Что ты видишь?

– Что?..– Тина оглядела его скорее с профессиональным, чем с женским интересом.– Ты жутко мускулистый! Но что касается главного, то…

– Тина! Посмотри на меня!

– Я на тебя и смотрю! – В ее голосе звучало непонимание.

– Тина! – Валерий шагнул вперед, осторожно взял в ладони ее голову, обратил лицом к себе.– Я живой, Тина! Я – человек. Я – не анатомическое пособие, не мастурбатор с ручками, ножками…

– Но я совсем не…

– Погоди! Человека надо любить. Человека надо чувствовать…

– Но я чувствую! – запротестовала женщина.

– Ты, Тина, не обижайся, но чувствуешь ты не то. Хрен маткой ты чувствуешь, понятно? Не меня!

– Ну извини. Мне показалось, тебе хорошо. Ты же кончил.

– Кончить можно и в кулак,– раздосадованно проговорил Васильев.– В манекен, в ослиную жопу! Не прикидывайся дурочкой!