Да. Завтра она установит более жесткие границы.

После ланча и послеполуденной медитации она пригласила Саншайн на мороженое и весело смеялась, когда собака с качающимся, как метроном, хвостом с жадностью поедала из блюдца ванильное мороженое.

Было начало четвертого. И ничего более «веселого», чем мороженое, Мак в голову не пришло. Клиника в это время была закрыта, то есть не имело никакого смысла заезжать туда, разве что для того, чтобы снова свалиться с кресла.

Может быть, ее развеселит подготовка к ужину?

Итак, погрузив Саншайн в свой внедорожник, Мак направилась в продуктовый магазин.

– Я – такая неоригинальная, – пожаловалась она сидящей на пассажирском месте собаке, когда подруливала к дому со стейками и овощами для жарки. – Я даже не могу придумать чего-то неожиданного, кроме мороженого и поездки за продуктами.

Саншайн посмотрела на нее и моргнула.

– Нет. В послеобеденной дреме нет ничего неожиданного и веселого.

Мак все еще пыталась объяснить собаке свое затруднительное положение, поэтому, въезжая на подъездную дорожку, не заметила припаркованного на улице ржавого пикапа.

Когда хлопнула дверь машины, Саншайн предупреждающе фыркнула. Мак, разгружавшая сумки из багажника, подняла голову.

Он был высоким и тонким, как тростник, что намекало на то, что он вел неправедный образ жизни. Мак сказала бы, что ему было слегка за пятьдесят. Он шел так, словно у него была определенная цель.

– Вы доктор О’Нил? – спросил он. У него были желтые зубы, грязные пальцы и майка. На правом предплечье красовалась отвратительная набухшая шишка. От него несло чем-то похожим на моторное масло.

– Верно, – сказала Мак, бросая сумки у ног, чтобы освободить руки.

– Мой племянник отправится в тюрьму, и виноваты в этом вы, – сказал он и сплюнул на траву рядом с подъездной дорожкой.

– Ваш племянник уже в тюрьме. И виноват в этом он сам.

– Он не совершил ничего дурного.

Саншайн снова фыркнула.

– Он отправил свою девушку в реанимацию и сломал мне лодыжку, – сказала Мак.

Она не боялась вступить с ним в драку. Она была вполне способна совладать с человеком, который был крупнее и сильнее ее. Но, если он вооружен, лучше узнать об этом раньше, чем позже.

– Я не из тех, кто любит, когда люди суют нос не в свое дело.

– Вы вооружены, мистер Керш?

Он фыркнул, не обращая внимания на ее вопрос.

– Мальчик был под кайфом. Он не может нести ответственности за свои поступки, когда он в таком дерьмовом состоянии.

Мак тяжело вздохнула.

– Мы все несем ответственность за свои поступки, мистер Керш. Ваш племянник – взрослый человек. Он сделал свой выбор. Неверный выбор. Может быть, это станет для него переломным моментом.

Его смех, который звучал совсем невесело, перешел в сухой кашель. Она заметила, что левой рукой он легонько почесал шишку на правой руке.

– Для меня это не стало никаким переломным моментом, – сказал он. – Это не принесет ему никакой пользы.

– Я не сниму обвинения, мистер Керш. И если вы сколько-нибудь заботитесь о своем племяннике, вы дадите закону сделать свою работу. Лучший шанс на лучшую жизнь для вашего племянника – это получить по заслугам и отсидеть срок. Он может искупить свою вину в тюрьме, выучиться, научиться трудиться. Если девушка выживет, он выйдет оттуда раньше, чем вы думаете.

– Вы не можете преследовать мою семью, не ожидая, что не услышите о нас, – сказал он почти со скорбным вздохом. Мак подумала, не было ли это предупреждением.

– Я не преследую вас. Я играю по правилам. Как давно у вас этот фурункул?

– Что?

Она указала на его руку, и он прикрыл шишку другой рукой.

– Это фурункул, абсцесс. Вы показывались врачу?

– Нет. Он у меня всего пару недель.

Ответ был отрывистым, но нес в себе ясное послание. Видимо, Керш доверял медицинскому сообществу не больше, чем правоохранительным органам.

– Послушайте, если вы здесь не для того, чтобы напасть на меня, и у вас нет никакого оружия, я могу посмотреть вас в доме.

Он выглядел смущенным. И как будто не угрожал ей.

Саншайн, похоже, была согласна. Оставив повадки сторожевой собаки, она каталась по траве.

Мак подняла вверх руки.

– Я – врач. Мне кажется, это причиняет вам боль. Я могу помочь.

– Я не вооружен, – сказал он, все еще держась за руку. – Но я не оплачиваю счета в больнице.

– Ваш гонорар – это услышать меня и понять, что я не снимаю обвинений. Я не держу зла на вашего племянника. – Это было не совсем правдой. Ей до сих пор было жаль, что не представилась возможность самой выбить ему зуб. – Но, если он это сделал, он должен заплатить на свои ошибки.

– Я не согласен.

– Пока вы соглашаетесь или не соглашаетесь, вы можете помочь мне занести в дом сумки, а я взгляну на вашу руку.

Она взяла два пакета и вошла в дом вместе с Саншайн. Мак ухмыльнулась, услышав, что входная дверь снова открылась.

Он молча стоял в проеме кухонной двери, держа оставшиеся пакеты.

– Вы можете положить их на стол и сесть, – сказала Мак. Включив верхний свет, она открыла лежавшую на столе медицинскую укладку. Разложила на столе спиртовые тампоны, бинт, физраствор, пластырь, скальпель и шприц.

– Теперь держись, – сказал Керш, глядя широко раскрытыми голубыми глазами на скальпель и иглу.

– Не волнуйтесь, – сказала Мак. – Я – профессионал.

– Никогда раньше не имел дела с женщиной-врачом, – задумчиво проговорил Керш.

– Чем вы зарабатываете на жизнь, мистер Керш?

– Я работаю в гараже у Шорти. На другом конце города.

В его голосе звучала гордость.

– Правда? – сказала Мак. Прежде чем открыть абсорбирующую прокладку и подложить ее на стол под руку, она надела перчатки.

– Сначала Шорти доверял мне перестановку шин, замену масла. Обычную ерунду. На прошлой неделе я поставил новый двигатель на джип, и у меня есть сертификат на проведение техосмотра.

– Я должна была поменять масло примерно пять тысяч миль назад, – сказала Мак, осторожно прокалывая набухшую мягкую кожу. Она была красной и горячей на ощупь.

– Вам не стоило так долго тянуть, – проворчал он.

– Если я подгоню вам машину, вы обещаете не насыпать сахара в бензобак?

– Сначала посмотрим, как поведет себя этот пузырь.

Мак усмехнулась.

– Это честно. Хорошо. Я собираюсь протереть кожу спиртовым тампоном. Я дам вам немного обезболивающего. Затем я воспользуюсь скальпелем и сделаю надрез. Вы ничего не почувствуете.