Все до одной пуговицы на его рубашке были давно расстегнуты, но снять ее Флинн почему-то не решался. Он сел на стул и взялся за сапоги.

— Я понимаю, что не очень тебе нравлюсь, но на людях нам было бы нетрудно изображать настоящих супругов. Просто я не вижу необходимости усугублять положение и продолжать этот спектакль, когда мы остаемся наедине.

Он стащил один за другим сапоги, бросил их на пол и лишь после этого посмотрел на Мелисанду.

Она по-прежнему сидела, потупив взор и стиснув руки на коленях. Вид у нее был такой, как будто она вот-вот заплачет.

— Мел? — Он совсем растерялся, встал и нерешительно подошел к кровати. — Скажи… гм… скажи, что ты думаешь на этот счет?

— Я думаю, что ты выбрал самый мягкий способ сообщить о том, что не хочешь меня.

— Эй, — он робко присел на самый краешек тюфяка, — это неправда! Ты же знаешь, я не то хотел сказать! Не то чтобы я тебя не хотел… — Он усмехнулся и продолжил: — Ладно, давай начистоту. Я тебя хочу, и даже очень. Но ты знаешь, в какое положение я угодил. Или по крайней мере ты знаешь, как я себе это представляю — хотя и не веришь, что это правда.

— Я знаю, что ты не в своем уме, — сказала она и отвернулась, — и что ты вообразил себя пришельцем из другого времени. И я благодарна тебе за то, что ты вовремя напомнил мне об этом и тем самым избавил от неприятной обязанности… возлечь с тобой.

Флинн посмотрел на повернутое к нему в профиль нежное лицо, на порозовевшую от волнения щеку и аккуратное ушко, затем опустил взгляд на ее нервно стиснутые руки. То ли ему показалось, то ли ее действительно к нему тянет? Чем еще можно объяснить это смущение, это отчаяние на выразительном лице? Одно Флинну стало совершенно ясно: предложение сохранить лишь видимость брачных отношений ей совсем не понравилось.

Стоило ему окинуть взглядом изящную фигуру, облаченную в девственно белую ночную сорочку с отделанным кружевами низким вырезом, приоткрывавшим пышные тугие груди, как кровь вскипела у него в жилах. Внезапно Флинн подумал, что скорее всего дело не в том, хочет она его или нет. Наверняка Мелисанде тоже отлично известно, что при определенных условиях ее дети могут получить отцовское наследство, которого она так неожиданно лишилась. Может быть, именно это играет решающую роль? Следовало ее об этом спросить, но слова не шли с языка. Охватившая его жажда страсти совершенно не вязалась с денежными проблемами. И он решил, что таким вопросам не место в покоях у новобрачных. Флинн подсел поближе и осторожно взял ее за подбородок, чтобы повернуть лицом к себе.

— Мел, я прошу тебя быть со мной честной, — сказал он, стараясь заглянуть в ее опущенные глаза. — Почему ты так расстроилась? Только не говори, что пылаешь ко мне тайной любовью! — И он сделал слабую попытку улыбнуться.

— Конечно, нет, — искоса глянула на него Мелисанда. — Это просто…

Не спуская глаз с грустного девичьего лица, он погладил ее по шее, и прикосновение к бархатистой нежной коже сработало как фитиль, моментально распалив неистовое желание. Флинн задержался у ложбинки между грудями, на самом краю глубокого выреза ночной сорочки. Она вздрогнула всем телом и приоткрыла губы.

— Мелисанда, — промолвил он так тихо, что его шепот остался почти неслышным. Но и на этот раз она не посмела поднять на него свой взгляд.

Флинн робко провел рукой по ее груди, лаская ее сквозь тонкую ткань сорочки. Стоило прикоснуться к соску, как тот моментально затвердел. Мелисанда сдавленно охнула. Флинн остановился и попросил:

— Скажи хотя бы, что ты хочешь меня, не оставляй меня в неведении.

Что угодно — только не это! У нее просто язык не повернется сказать об этом! Мелисанда была уверена, что онемеет, как только попытается произнести это вслух. И тем не менее она действительно хотела его. Хотела так, что задыхалась от возбуждения.

Ее тело проснулось и ожило в тот миг, когда он погладил ее по шее, и где-то внизу живота зародилось странное тепло, растекавшееся внутри. Это томное тепло совершенно не походило на те приятные ощущения покоя и расслабленности, возникавшие в детстве, когда мать точно так же гладила ее по спине. Это были первые искры пожара, способного спалить душу.

Но тут Флинн прикоснулся к ее груди. Пусть даже через сорочку — все равно никто и никогда прежде не смел трогать ее там. Мелисанде показалось, что во всем теле зазвенели тоненько натянутые струны, готовые послушно двигаться в такт движениям его пальцев.

А они щекотали ей сосок, заставляя напрягаться все сильнее. Сначала она надеялась, что дело обойдется простым поцелуем — спокойным и ласковым, каким они обменялись на сеновале у Клайдов. Удовольствие, испытанное ею в тот раз, казалось ей вполне невинным и благопристойным по сравнению с тем жгучим, неприличным наслаждением, что будили эти новые ласки.

Мелисанда подняла глаза и обнаружила, что он давно уже следит за ее лицом. Ей показалось, что она видит этого человека впервые — так изменились знакомые черты. Проведя с ним бок о бок столько дней, Мелисанда считала, что изучила его до мелочей. Однако этот мужчина в расстегнутой рубашке, ласкавший ее грудь, скорее походил на хищника — неотразимого в своей красоте и тем более опасного.

— Я… — Мелисанда вдруг обнаружила, что у нее пересохло в горле. Она громко сглотнула. — Я уверена, что в этом состоит наш долг — завершить брачную ночь так, как полагается по закону.

Его лицо заметно помрачнело. Она затаилась, не смея дышать.

— Мелисанда, я не желаю ничего слышать о долге, — хрипло произнес он. — Я хочу слышать о желании и страсти. Признайся, хочешь ты меня или нет? Я должен это знать!

Она послушно открыла рот, но не смогла выдавить из себя ни звука. Ей что, так и надо сказать: «Я тебя хочу!»? Разве таким словам пристало слетать с ее уст? Так говорят только шлюхи! А она — честная девушка, и она всего лишь выполняет супружеский долг.

— Скажи мне, Мелисанда, — настаивал он.

С этими словами Флинн убрал руки. Возбуждение, порождаемое его ласками, было столь острым и прервалось столь неожиданно, что Мелисанда чуть не закричала от обиды. И подняла на него недоумевающий взгляд.

А потом с неожиданной даже для себя дерзостью Мелисанда подалась вперед, закинула руки ему на шею и привлекла к себе. Их губы встретились, а ее пальцы погрузились в теплые густые волосы у него на затылке. Флинн обнял ее за плечи, опустился на кровать и прижался к ней всем телом. В тот же миг его язык проник к ней в рот.

Эта неожиданная выходка породила новую волну наслаждения, прокатившуюся по всему ее телу. Мелисанда прижалась к нему еще теснее, робко пытаясь отвечать на новую игру. Их языки соприкоснулись, дыхание смешалось, и желание, снедавшее каждого по отдельности, превратилось в огромный костер. Никогда в жизни Мелисанде не доводилось испытать ничего подобного.

Вскоре Флинн заставил себя оторваться от ее губ и покрыл поцелуями ее лицо и шею. Чуткая кожа разгоралась под его ласками, и волна за волной накатывали новые восхитительные ощущения. Она запрокинула голову, чувствуя, как во сне, что ее волосы рассыпались по подушке, прикрывая плечо.