– Ешшшче как! – выкрикивает шут. – Владыка обожает, когда решают за него. Не нужно думать самому, только слушать и кивать – прррелесть!

Адриан мягко улыбается:

– Не стоит, Менсон. Принц Гектор помогает мне советом, и я признателен. Ведь вы хотите помочь мне, верно, ваше высочество?

– Всей душою и сердцем, ваше величество!

– Сколько, говорите, кораблей вы привели, славный Гектор?

– Триста двадцать, и ни одним меньше. Достойнейшие купцы и вельможи Шиммери предоставили свои суда ради победы вашего величества.

– Прекрасно, ваше высочество. Я воспользуюсь вашим флотом, чтобы отправить на север пять искровых полков. Мы немедля приступим к погрузке. Не возражаете?

Принц Гектор смахивает со лба прядь волос, теперь оба его глаза пристально смотрят на владыку.

– Пять полков вашего величества уйдут на север, а здесь останутся… только три?

– Восемь минус пять всегда равнялось трем, – бурчит генерал Дейви. – Или на Юге другая арифметика?

– Ваше величество планирует идти на Степного Огня с тремя полками искры?

– Еще ваши славные лучники, принц. Не забывайте о них.

Южанин моргает несколько раз и не находит ответа. Шут, подскочив к нему, прикладывает ухо к шлему, будто слушает мысли в черепе принца. Кричит:

– Император – глупец! Степняки нас растопчут. Отсылать войска – дурррость! Но как сказать, чтоб не обиделся? Эээ…

Катрин Катрин ловит его за ухо и оттаскивает в сторону. Принц хмуро молчит. Император тоже молчит, лукавая усмешка трогает его губы. Молчание длится, длится… И вдруг становится светлее, будто луч промелькнул меж двумя военачальниками. Принц расплывается в понимающей улыбке:

– Выходит, мы разобьем орду, ваше величество?

– Вне сомнений, ваше высочество.

– И двукратный перевес не спасет дикарей?

– Разумеется, нет.

– Янмэй Милосердная поможет нам?

– Она и сейчас с нами, принц. Разве вы не ощущаете?

Принц Гектор смеется:

– Значит, праздник еще веселее, чем я думал!

Адриан кивает в ответ:

– Ярчайший изо всех, что вы видели.

День шла погрузка, и тем же вечером весь флот снялся с якоря, унося большую часть армии владыки. Потом было пиршество, которое спуталось в сознании Менсона и выпало из памяти. Чаши, громкие голоса, смех, южанки – пестрый клубок. А следующим днем остатки войска выступили на юг.

* * *

Неизвестно, что за люди жили на землях Надежды до Сошествия, но одно ясно: чем-то они прогневили богов. Священная река Холливел, питающая своими водами Пастушьи Луга, Альмеру, Рейс и Литленд, выгнулась на запад и обошла Надежду. Герцогство осталось покрыто сухими прериями, где каждый колодец – чье-то ленное владение, а ручей или озерцо – стратегический пункт. Правда, позже боги сжалились над этой землею и рассыпали по ней золотоносный песок…

Когда Надежда осталась позади, солдаты сразу ощутили перемену. Сухая глина под ногами сменилась травой. Середина ноября, а под ногами – трава! Чуть пожухлая, и только. А погода стояла такая, что воины на марше скидывали плащи и расстегивали рубахи. Солнце, не добравшееся до зенита, грело по-особенному ласково. Облака были из ваты, небо – из морской лазури. Благословенный Литленд – земля добрых и мягких людей, влюбленных в жизнь.

Впрочем, людей по пути не встречалось – ни души. Луга лежали безмятежным зеленым простором. Сколько ни шарь взглядом от горизонта до горизонта – не найдешь ни человека, ни животного. Ничто не движется, разве только сокол царапнет по небу темной черточкой, да трава пойдет волной от ветра… Этот покой навевал чувство опасности. Менсон держался возле императора, в самом сердце войска, окруженный сотнями пехотинцев… И все равно ощущал болезненную, колкую тревогу. Слишком тихо в этих лугах. Тишина похожа на стеклянную крошку, парящую в воздухе. Вдыхаешь – воздух режет легкие.

– Вы, милорд, жаловались, что ваша земля лежит в руинах, – с усмешкой говорил принц Гектор лорду Литленду. – А мы видим тишь да благодать. Уж не кончилась ли война без нашего участия?..

Даглас Литленд отвечал, не глядя на шиммерийца:

– Это и есть руины, принц. Два месяца назад здесь паслись стада в сотни и тысячи голов. Теперь не встретишь и одной клячи.

Принц безмятежно пожал плечами:

– Быть может, они теперь пасутся в другом месте. Где-нибудь, где трава послаще.

Леди Катрин хихикнула, сочтя шутку забавной. Император тоже улыбнулся. Все, кроме шута и Литленда, были в приподнятом настроении духа. Война оказалась не так страшна, как ожидали. Война, видимо, сама их боялась: убегала, поджав хвост.

На третий день встретили останки двух деревень: горелые остовы хижин да черные деревья во дворах. Людей не было и здесь: ни живых, ни мертвых. Кто-то предположил, что шаваны забрали их в качестве трофеев. Почему-то это развеселило вельмож. Стали шутить о том, на что может сгодиться молоденькая безмозглая пастушечка или сельский силач-дурачина, или старая ведьма с бородавкой на носу. По какой цене шаваны продадут их и кому?.. Вот счастье-то привалит новым хозяевам! Даглас Литленд потемнел от обиды, и принц Гектор смилостивился:

– Не горюйте, милорд, мы всех до единого освободим. Разве вы не слыхали: Гектор Шиммерийский – прославленный спаситель сельской черни!

Южане дружно расхохотались.

На четвертый день увидели то, что, кажется, не должно было вызвать смеха. Городок назывался Мейпл – так гласила карта и табличка на дорожном столбе. Городок представлял собою лысое пятно среди лугов с грудами горелых бревен вместо домов. Во всем Мейпле уцелело одно строение – каменная церковь. Солдаты заглянули туда в нее и доложили генералу Дейви.

– Господа, не ходите в церковь, – посоветовал он южанам.

– Господа, не ходите в церковь, – смеясь, повторил принц Гектор. – Это звучит, как философское напутствие. Посетите храм – задумаетесь о грехах и погрязнете в тоске!

Менсон заглянул в церковь. Не все жители Мейпла сдались без боя. Примерно сотня оказала сопротивление. Обыкновенно степняки сжигают мертвецов: верят, что человек после гибели заслуживает свободы, и его пепел должен вольно летать вместе с ветром. Но этой сотне горожан последняя свобода не полагалась. Церковь заполняли истерзанные трупы. На лавках, у алтаря, вдоль стен, в проходах – всюду. Вороны пировали, залетая в разбитые окна.

Адриан приказал солдатам похоронить тела. Южные генералы двинулись дальше с авангардом, чтобы не портить себе аппетит. Менсон остался – решил, что должен увидеть погребение. Он чувствовал в этом смысл, хотя и не понимал, какой. Похороны смотрелись мерзко. Земля расплавилась, стала жирной и жидкой, как болото. С чавканьем всосала в себя тела, и они растворились без следа. Тогда земля затвердела.