Хотя как именно ей удавалось выглядеть мило даже в старых пижамных штанах с выцветшей символикой Гарри Поттера, который почти выцвел, – загадка века.

– Рейчел права, – сказала она и начала шнырять по кухне в поисках еды, а затем и столовых приборов.

Я глянула на Ноя, но шум его не побеспокоил.

– Мы об этом вчера говорили. О… черт, а где у вас тут сахар для посыпки?

– Чего?

– Ну этот… как вы его тут называете? А, сахарная пудра!

– Кажется, в той сумке.

– Есть все для того, чтобы сделать французский тост, кроме чертового сахара, мда, – Аманда начала рыться в сумке, на которую я указала. – Так вот. Мы с Рейчел вчера это обсуждали. Потому и хотим убраться с дороги, чтобы вы трое смогли нормально попрощаться с этим домом. Это ведь не мы приезжали сюда каждое лето в течение всей жизни. К тому же, отец сегодня улетает. Я обещала, что увижусь с ним до того, как он уедет в аэропорт. Оу, а где мой телефон?

Аманда отложила сахарную пудру и отправилась за телефоном. Рейчел повернулась ко мне.

– Знаю, у нас с тобой не было шанса поговорить о том, что… ну вы с Ноем… но… как ты?

Я бы соврала, если бы сказала, что мне было легко: быть рядом с Ноем, но не быть с ним вместе. Никаких объятий, поцелуев, прикосновений и понимающих улыбок. И мы оба очень старались, чтобы не влиться в привычную рутину из флирта и споров. Я ловила его на том, что он меня рассматривал – когда думал, что я не замечу. Наверняка и он ловил меня на том же.

Но, хорошенько подумав об этом сейчас, я ответила Рейчел:

– Бывало и хуже.

– Жаль, что у вас ничего не вышло, Эль.

Вместо ответа я пожала плечами. Мне тоже было жаль.

Рейчел крепко меня обняла – так внезапно и так яростно, что я отклонилась назад. Я со смехом обняла ее в ответ.

– А это еще что? Лето пока не закончилось. Мы еще увидимся.

– Знаю. – Я вдруг с ужасом поняла, что Рейчел плакала. – Просто… Я провела здесь всего одно лето, но вот я уезжаю, и… такое ощущение, что все заканчивается. Тебе так не кажется?

У меня сдавило горло.

– Да. Да, еще как кажется.

– Увидимся, Эль!

Она поймала Аманду в коридоре, и они попрощались.

– Я полечу послезавтра с мамой, – сказала Аманда. – Отец решил, что даже в одном аэропорту с ней находиться не может, так что…

Она вздохнула и сморгнула слезы.

– Все в порядке. Правда, в порядке. Они разберутся, когда закончат с этой их штукой. В смысле с разводом. Я так рада, что буду в следующем году в Гарварде, подальше от этого всего… Это плохо?

– Вовсе нет. Тебе ведь это нужно, – ответила я. – Я… мне жаль, что тебе сейчас так тяжело.

– Да ладно. Все будет хорошо. Когда-нибудь.

Она приготовила мюсли. Видимо, французский тост подождет. Или, может, она тоже потеряла аппетит.

– Все так странно выглядит, да? Ну, без кучи вещей.

Я кивнула.

– Это место не узнать.

Мы замолчали. Я сполоснула пустую чашку и упаковала обратно посуду, которую Аманда достала для того, чтобы сделать тосты. Доесть мюсли она тоже не смогла.

– Я… слышала ваш с Рейчел разговор. Ну, про тебя и Ноя. Эль, у меня, конечно, нет на это права, и я не знаю, поможет это или нет, но… Он очень тебя любил. И ему было тяжело тебя отпускать.

Отпускать меня.

Словно это был такой акт героизма. Словно он был обязан это сделать.

А потом я поняла – может, он сделал это не ради меня. Или, по крайней мере, не только ради меня.

Он сделал это ради себя.

И я не рявкнула на Аманду: все жестокие слова растаяли у меня на языке.

– Да. Да. Я знаю. Мне тоже было тяжело. Но, как он и сказал… иногда одной любви недостаточно.

– Похоже, что так. Она сжала мое плечо.

– Знаю, ты завтра работаешь, и у меня планы с семьей, так что вряд ли мы увидимся до того, как я уеду. Я знаю, мы с тобой… Что ж. Можно сказать, мы с тобой начали не с той ноги, но я очень рада, что узнала тебя. Особенно этим летом. Ты чертовски классная, Эль Эванс, так что пускай вы с Ноем сейчас не в своих тарелках, но… пожалуйста, давай не будем теряться. Мы ведь увидимся на следующий год, так? В Гарварде?

Я расплылась в неловкой улыбке и решила, что об этом мы еще успеем поговорить. Меня тронула ее речь. Аманда была отличным другом, даже несмотря на все то, что произошло на День благодарения.

– Буду в Бостоне, – пообещала я, – обязательно тебе позвоню.

* * *

Пляжный домик опустел. Рейчел была права: казалось, что все подходит к концу. Входные двери были распахнуты настежь, и Ли с Ноем таскали в машину коробки – и мусорные мешки, в которые нам пришлось упихать все постельное белье, потому что у нас кончились коробки.

Я проверила, не оставили ли мы чего в игровой комнате, – пусть даже колпачок от ручки – и вышла в коридор с пустой коробкой.

У меня дыхание перехватило, когда я подняла взгляд на фотографии на стене. Мы, конечно, не будем их выкидывать, но я знала, что Джун не собиралась вывешивать их в своем доме.

Вот они, наши жизни, висят на стене.

Я смотрела на фотографии и видела, как мы росли. Младенец Брэд, Брэд чуть постарше… и так до десятилетнего Брэда с медузой в руках. Он улыбался в камеру, а рядом с ним стояли Ной и Джун. Последняя недоверчиво поглядывала на медузу. Вот фото отца, который обнимает маму. Вот его фото без нее, и на его лице проступают морщины, а потом горе покидает его черты из года в год. Вот Мэттью и Джун в то лето, когда они почти не разговаривали… И, конечно, куда же без фотографий со мной, Ли и Ноем.

Мы втроем на пляже. Начало лета, День независимости, конец лета, какой-то случайный день, который не значил ничего и одновременно с тем значил все… Каждое лето наших жизней, которое обрело на этой стене бессмертие.

Я сморгнула слезы и всхлипнула. А ведь говорила себе, что не буду плакать.

(А Ли расплакался. Несколько раз. Мы с Ноем подавали ему салфетки. А потом – туалетную бумагу, потому что последнюю упаковку «Клинекса» уже убрали в коробки.)

В коридоре раздался шум. Я оторвалась от созерцания фотографий и увидела, как на пороге появляется Ной. Он поднял руки, потянулся и хрустнул шеей. У него задралась футболка, и моему взору открылась полоска загоревшей кожи и сильные мышцы. Волосы его сверкали на солнце.

Ли пронес мимо него последнюю коробку, остановился и прошептал ему что-то на ухо. Ли, с его хитрой улыбкой и глазами, в которых танцевали бесенята, так похожий на Ноя и так непохожий, со спутанными волосами и обгоревшим носом.