– Ветер, Ланнан, прошу вас, входите.

– А нас точно ничем не шарахнет? – опасливо поинтересовалась доселе молчавшая дриада, недоверчиво посматривая на еле слышно поскрипывающую на студеном ветру калитку.

– Можешь остаться на улице, – пожала плечами я, уже поднимаясь по добротному крыльцу.

Как я и предполагала, ночевать во дворе никто не пожелал.

Защитное заклятие на входе оплело мою ладонь холодной змеей, но все же признало и сгустками слабо светящегося тумана убралось обратно, впитываясь в дверную ручку, пропуская и меня, и моих спутников. Когда-то Лексей Вестников сказал, что я всегда буду желанной гостьей в этом доме.

Гостьей…

Я прошла сквозь темные, холодные сени, зажигая магический светлячок над головой, и очутилась в прохладной горнице. Похоже, что печь не растапливали со вчерашнего вечера, вот и вполз в комнату холод, а вместе с ним и осенняя сырость. Я бережно положила меч на узкую лавку у стола и, подойдя к печи, открыла заслонку, почти сразу же обнаружив в кучке подернувшегося белесым пеплом угля едва заметно мерцающие красные точки-глаза.

– Ну здравствуй, проказница, – улыбнулась я сжавшейся от холода и оттого почти погасшей саламандре. Огненная ящерка не замедлила показать мне длинный ярко-красный язычок и поглубже зарылась в пепел. – А я думала печку затопить. Помочь не хочешь?

Саламандра даже не шевельнулась. Ну еще бы…

– Ветерок, подай-ка пару полешек помельче, они в углу за печкой лежат, – попросила я.

Паренек, до того с интересом оглядывающийся по сторонам, наконец-то сгрузил на пол свою походную сумку и, небрежно бросив шапку на стол, стал принимать посильное участие в растопке печки.

– Ев, а ты с кем только что разговаривала? С домовым, что ли?

– Чудо в перьях, где ты домового в печке видел? – улыбнулась я, кладя по одному мелкие полешки в печь, немного потеснив недовольно заверещавшую ящерку. – Там саламандра живет.

– Ящерица эта? – с сомнением протянул Ветер, заглядывая в печь и пытаясь подсветить себе крошечным белесым огоньком. – Что-то она невзрачная совсем, может, больная?

– Не, она просто замерзла. Сейчас огонь разведем, увидишь, какой красавицей станет. Только не смей ее трогать – без пальцев останешься. Она как-то раз по Вилькиному ножику побегала, так потом ту оплавленную железяку только выбросить оставалось.

– С характером зверушка, – усмехнулся паренек, возясь с застежкой наспинных ножен и снимая «выданный на сохранение» клинок.

– Не представляешь с каким. Из-за нее печку без присмотра оставлять нельзя – вылезет, и тогда по всему полу опять будут выжженные отпечатки лапок. – Я зажгла в ладони небольшой комок ярко-рыжего огня и осторожно закинула его в печное чрево.

Раздался негромкий хлопок, и почти сразу же в печке загудело ровное, сильное пламя. Саламандра, до того честно сидевшая в дальнем уголке печи, теперь забралась на сложенные горкой поленья и блаженно замерла. Ее чешуя, до того казавшаяся черной и тусклой, сейчас наливалась багровым сиянием. Еще немного – и опять эта мелкая зараза будет сиять, как пылающее сосновое полено, и хорошо, если не вздумает устроить диверсию и немного размяться, бегая по полу.

Ветер восторженно ахнул, наблюдая за стремительно меняющей цвет ящеркой, не забывая, впрочем, снимать с себя теплую зимнюю куртку и сапоги, а я оглядывала горницу, словно впервые ее увидев.

Наверное, такое же чувство было у каждого, кто покидал родной дом с намерением обзавестись своим собственным. Конечно, для тебя тут всегда будут распахнуты двери, ты всегда будешь желанным гостем, но именно гостем. Ты уже не сможешь переступить порог и, как когда-то давно, на всю горницу крикнуть «Я дома!». Просто потому, что это больше не твой дом. Вроде бы все осталось таким, каким было, но все же…

Не хватало каких-то мелочей, показывавших, что здесь живу я. Моя коллекция минералов, привезенная из поездки к Гномьему Кряжу, исчезла с подоконника – я не забрала ее с собой, потому что сборы проходили в спешке, а вернуться за ней как-то не получилось. Не думаю, что наставник ее выбросил, скорее всего, она покоится в одном сундуке с моим лоскутным одеялом, зимней одеждой, а также пергаментами, где я оставляла записи об изученных заклинаниях. Широкая лавка в углу рядом с печью, на которой я спала, когда начинало холодать, уже не была завалена книгами и вещами, а оказалась застеленной новеньким покрывалом. Там, где обычно стояли мои поделки из древесных корней, теперь ютились плотно закрытые берестяные туески не то с лечебными мазями, не то просто с вареньем или медом.

Это больше не мой дом, и от осознания этого стало как-то слишком уж грустно. Как будто в прошлое ушло что-то очень важное в моей жизни. Ощущение защищенности. Ощущение того, что у тебя есть дом, где тебя ждут.

Говорят, что дом там, где твое сердце. Эта избушка в лесах неподалеку от Стольна Града была моим домом почти двадцать лет. А теперь я и сама не знала, где мой дом, потому что так и не нашла места, которому бы я могла отдать свое сердце…

За окном тихо заскрипела калитка, а полминуты спустя я услышала, как постукивает по добротному крыльцу дубовый посох. Хлопнула входная дверь, и я не удержалась – выбежала из горницы в сени, чтобы увидеть, как седой, с длинной окладистой бородой старик, покряхтывая, сгружает на пол потемневший от времени плетеный кузовок. Теплые карие глаза Лексея Вестникова задорно блеснули в мягком свете золотисто-рыжего магического светлячка, что вился над плечом моего наставника.

– А я-то думаю, кто у меня в избушке хозяйничает. Ну здравствуй, Ванечка. Надолго ль старика навестить собралась?

Я ничего не ответила – только метнулась к нему и, по-детски обнимая наставника за пояс и тихонечко всхлипывая, уткнулась лицом в пушистую, пахнущую травами и душистой древесной смолой бороду. Лексей неловко огладил меня по коротко остриженным волосам, отставив в сторону дубовый посох.

– Ванька… Случилось чего? – негромко спросил он, легонько сжав мое плечо. Я выпрямилась и, утерев лицо рукавом, кивнула. – Раз такое дело, то давай я самовар поставлю, заварю кой-каких травок, а ты в кузовке моем порыскай – там пироги свежие, с вязигой, да и утка печеная есть. Сегодня только в Столен Граде на базаре у знакомой хозяйки выкупил. И ты мне расскажешь…

Наставник на миг запнулся, глядя куда-то поверх моей головы. Я обернулась и увидела Ветра, смущенно комкавшего в руках подол длинной шерстяной рубахи. Поняв, что на него наконец-то обратили внимание, мальчишка пригладил вихры и в пояс поклонился Лексею Вестникову.

– А это что за птенец залетный? Вань, твой ученик, что ли?

– Если бы, – вздохнула я, откидывая крышку кузовка и доставая оттуда завернутую в холстину давно остывшую печеную утку и узелок с пирожками. – Вообще-то история это долгая… Очень.

– Ну время у нас есть. – Лексей снял с себя запорошенный снегом теплый кафтан и, встряхнув его, повесил на вбитый в стену гвоздик. Присмотрелся ко мне. – Али нет совсем?