– Расслабься, – мягко упрекнул ее Сокол.

– Тебе-то легко говорить, – проворчала Ланна, но более уже не противилась рукам, столь мастерски управлявшимся с ее напряженными мускулами и полностью их расслаблявшим. – Сокол, разве у тебя нет никакого честолюбия? – проговорила она через некоторое время, вспомнив непонятно почему то, что говорил о брате Чэд.

– Ты собираешься меня перевоспитать? – Сокол перешел к другой ноге и повторил всю процедуру в том же порядке, начав со ступни и двигаясь вверх к бедру.

– Нет, – Ланна улыбнулась, уткнувшись лбом в сложенные руки, и закрыла глаза, наслаждаясь мягким покалыванием в размятых ногах. – Не думаю, чтобы мне хотелось видеть тебя каким-то другим, а не таким, каков ты есть. Но просто Чэд упоминал о том, что у тебя нет никаких стремлений, и я… мне интересно, правда ли это.

– Ты хочешь сказать, что сомневаешься в словах Чэда? Ну что же, ты сделала первый шаг в верном направлении, – пробормотал Сокол и сразу же сухо прокомментировал: – Если ты понимаешь под стремлениями и честолюбием жажду власти и непомерного богатства, то отвечу тебе «нет». У меня нет никакого честолюбия.

Раздвинув Ланне ноги, Сокол принялся разминать нежную плоть ее ягодиц, массируя и потряхивая их. Эти прикосновения были одновременно возбуждающими и успокаивающими, бесстрастными манипуляциями лекаря и вместе с тем интимными ласками любовника. Сердце у Ланны вновь гулко застучало, как ни старалась она его успокоить.

– Что-нибудь не так? – осведомился Сокол насмешливо и понимающе.

– А ты словно сам не знаешь, – она задвигалась под его руками, пытаясь ускользнуть, но Сокол плотно прижал ее к матрасу.

– Лежи тихо. Я работаю.

Ланна повиновалась, стараясь подавить в себе внезапно возникшее возбуждение. Она вернулась к разговору о человеке, неожиданно ставшем для нее таким близким, оставаясь при этом по-прежнему загадочным.

– Тебе не хотелось бы испытать свои силы и руководить каким-нибудь большим предприятием? Теперь ты владеешь половиной ранчо. Что ты будешь с ним делать?

– А что я, по-твоему, должен с ним делать?

– Почему ты все время увиливаешь от моих вопросов? Ты хуже какого-нибудь политикана, – проворчала Ланна. – Какая у тебя была основная специализация в университете?

– Управление в бизнесе. – Сокол немного помолчал и добавил: – А второстепенная – политические науки.

– Мне следовало бы сразу это понять, – она тихо рассмеялась. – По-моему, ты для этого создан.

– Так мне говорили. – Его руки продолжали свою магическую работу, трудясь над ее талией и спиной. – Ничего удивительного. У меня с самого детства был большой опыт в скачке с препятствиями.

Ланна не сразу поняла, что он имеет в виду. При чем здесь скачки? Но затем догадалась, что Сокол в обычной своей манере намекает на юность, проведенную среди чужих людей.

– М-м-м, какое чудесное ощущение, – пролепетала она, когда пальцы Сокола прошлись по ее позвоночнику до самого затылка. – Я думаю, что Чэд чувствует в тебе какую-то для себя угрозу. Не оттого ли, что ты умен и образован и, возможно, способен управлять «Фолкнер энтерпрайз» так же хорошо, как и он, а может, даже и лучше?

– Чэду никогда в жизни не приходилось принимать решения с ходу. Он человек флегматичный. Прежде чем начать действовать, он должен выработать план. И если у него что-нибудь не получается, то уже все начинает валиться из его рук. – Это явно не было прямым ответом на ее вопрос. – А впрочем, если тебе хочется поговорить, выбери лучше какую-нибудь другую тему, помимо Чэда, – посоветовал Сокол и принялся растирать ребром ладони плечи и лопатки Ланны.

Это было настолько приятно, что Ланне вообще расхотелось говорить о чем-либо. Закончив растирать спину, Сокол выпрямился, стоя рядом с ней на коленях.

– Перевернись.

Ланна гибко изогнулась и перевернулась на спину. Сокол тоже переменил положение и, сместившись к ногам кровати, начал растирать намасленными руками натянутые связки прямо над ее коленями. Ланна с возрастающим восхищением следила, как бугрятся и перекатываются мышцы на его могучих плечах и мускулистых руках. Свет, сочащийся из ванной, сверкал на его коже цвета бледной меди и мерцал в черноте волос.

В ней медленно нарастало желание, делавшее прикосновения Сокола особенно чувственными. Древний инстинкт заставил бедра девушки ритмично двигаться навстречу его массирующим рукам в безмолвном приглашении. Сокол словно не обращал на это никакого внимания. Но это было не так. Наверное, она могла бы унять разгорающийся в крови огонь, если бы не видела, что он тоже начинает возбуждаться.

– Сокол, – она потянулась к его руке и, завладев ладонью, положила ее себе на грудь, а затем притянула Сокола к себе.

Больше ничего не надо было говорить. Его губы с опьяняющей силой накрыли ее губы. Это была неожиданная и непроизвольная вспышка страсти. Сокол проник в нее, и его тело слилось с изгибающимся дугой навстречу ему телом Ланны. Он оторвался от ее губ лишь затем, чтобы, уткнувшись в шею Ланны, пробормотать:

– Если ты утром проснешься разбитая и с болью во всем теле, то тебе придется утешаться только одним: все будут уверены, что это от того, что ты ездила верхом, а не от того, что ездили на тебе.

Страсть подстегивала их тела, доведя Ланну и Сокола до полного изнеможения. Опустошенная физически и полностью истощив все чувства, Ланна мгновенно уснула в его объятиях, словно провалившись в сладкое забытье. Выражение его спящего лица было мягким и удовлетворенным.

Как и в прошлый раз, Сокол бесшумно выскользнул из ее спальни, когда на краю ночного неба засветилась, словно тонкое кружево, первая серая полоска рассвета. Когда Ланна проснулась и обнаружила, что она лежит в кровати одна, солнце стояло уже высоко. Разочарование, которое она испытала, смягчало понимание, что так, к сожалению, и должно быть.

Ланна направлялась к конюшням, стараясь держаться в тени деревьев, в широких кронах которых заливались птицы. Их веселые трели как нельзя лучше соответствовали ее настроению, и потому она беззаботно к ним прислушивалась. Она пыталась рассмотреть хоть одну певунью и то и дело вглядывалась в ветви, распростертые над головой.

Она была одета в дорогие джинсы хорошей фирмы, новые ботинки и кремовую блузку из шелка. А на голове у нее красовалось сооружение с широкими полями и плоской тульей, бывшее по стилю ближе скорее к аргентинским шляпам, нежели к тем, что носят на Диком Западе. Под подбородком девушки болтались свободно распущенные завязки шляпы. Выйдя из-под деревьев на простор, который и был собственно двором ранчо, Ланна услышала голоса. Она посмотрела в сторону говорящих, надеясь увидеть среди них Сокола. Но небольшая группка из трех человек состояла из Чэда, его матери и Тома Ролинза. Все они шли к главному дому.

Ланна резко свернула в сторону, намереваясь пройти к конюшням другим путем, чтобы не встречаться с ними. В это утро она еще ни разу не встречалась ни с Чэдом, ни с Кэтрин. Даже несмотря на то, что Кэрол не заметила ничего неладного, когда они сидели вместе за кофе, Ланне хотелось побыть подольше одной. Троица была, по-видимому, увлечена беседой, и Ланна надеялась, что они ее не заметят.