– Объясни, почему ты мне помогаешь, – яростно требую я, злясь уже потому, что мне приходится с ним говорить и я не могу немедленно заняться спасением Ливви. – Только не лги. Скажи мне правду. Ты же союзник Керис. Ты годами помогал ей. А это – ее рук дело. Что за игру ты ведешь?

Я сомневаюсь, что он признается. Скорее, он разозлится и набросится на меня.

Но когда он начинает говорить, в голосе его слышится искренность.

– У тебя есть кое-что, нужное мне, Сорокопут. Вещь, ценность которой ты не осознаешь. Но для того, чтобы я мог воспользоваться этим предметом, нужно, чтобы мне отдали его по любви. И с доверием.

– И ты таким образом пытаешься завоевать мою любовь и доверие? Ты никогда не добьешься своего.

– Любви, скорее всего, не добьюсь, – соглашается он. – Этого я и не жду. Но вот доверие вполне возможно. И ты научишься мне доверять. Тебе просто придется. Вскоре тебя ожидает испытание, дитя. Все, что ты любишь, сгорит в огне. В этот день у тебя не останется друзей, союзников, товарищей по оружию. В этот день единственным оружием станет твое доверие мне. Но заставить тебя доверять мне я не могу, – и он отступает, открывая путь к кровати Ливии.

Вполглаза следя за джинном, я осматриваю сестру. Слушаю стук сердца. Чувствую ее сердце, биение ее крови в моем разуме. Князь Тьмы не солгал мне. С таким количеством яда в крови ни один человек не прожил бы так долго.

– Ты напрасно тратишь драгоценное время, Сорокопут, – говорит Князь Тьмы. – Пой. Я поддержу ее, пока она не станет готова держаться сама.

Если бы он хотел причинить мне боль, настоящую боль, он оставил бы ее умирать. Он бы уже убил ее.

Песня Ливии так легко выходит у меня из горла. Я ведь знаю сестру с рождения, с раннего детства. Я держала ее на руках, укачивала, любила… Это песня о нежности, о чувстве юмора, которое, я знаю, еще живо в ней, несмотря на все пережитые ужасы. Жизнь возвращается в тело Ливии, кровь начинает быстрее бежать по жилам.

Но пока я сшиваю разорванное, то ощущаю, что что-то идет не так. Я продвигаюсь ниже, от ее сердца – к животу, стараясь достичь мыслью того, что внутри.

Ребенка.

Он – в этом моя сестра не ошиблась, она носит мальчика, – сейчас спит. Но с ним что-то не так. Биение его сердечка должно быть быстрое, как трепетание крыльев бабочки. Но оно бьется слишком медленно. Ребенок плохо развивается, мы можем потерять его.

Небеса, как мне найти песню этого ребенка? Я ничего не знаю об этом малыше, кроме того, что в нем есть черты и Маркуса, и Ливии. И он – наш единственный шанс объединить Империю.

– Кем ты хотела бы его видеть? – спрашивает меня Князь Тьмы. Я подпрыгиваю от звука его голоса. Я настолько глубоко я ушла в исцеление, что забыла о присутствии джинна. – Воином? Вождем? Дипломатом? Его рух, дух, уже находится внутри тела, но еще не сформирован. Если хочешь, чтобы он выжил, ты должна вылепить его прямо сейчас из того материала, который у тебя есть: из памяти его крови и семьи. Но если ты так поступишь, знай, что между вами образуется нерушимая связь. Ты будешь связана с ним всю его жизнь и никогда не сможешь избавиться от этого бремени.

– Он – член моей семьи, – шепчу я. – Мой племянник. Я никогда не захочу от него избавиться.

Я тихо мурлычу себе под нос, ища верные ноты для его песни. Хочу ли я, чтобы он был похож на меня? Или на Элиаса? Уж точно я не хочу, чтобы мой племянник походил на Маркуса.

Я хочу, чтобы он был членом клана Аквилла, истинным меченосцем. Поэтому я пою песню моей сестры Ливии, запечатлеваю в нем ее доброту и смех, решительность и благоразумие моего отца, мудрость и острый ум матери. Впеваю в него и страстность Ханны.

Из качеств Маркуса я оставляю ребенку только одно – силу в бою, искусство битвы. Оно звучит как одно короткое слово, острое, сильное и чистое. Таким был бы Маркус, если бы мир не разрушил его и не превратил в чудовище. А Маркус не позволил бы миру себя разрушить.

Но все равно чего-то недостает. Я это чувствую. Этот ребенок однажды должен стать Императором. Ему нужны какие-то глубокие корни, нечто, что поддержит его, когда все остальное зашатается. Ему нужна любовь его народа.

Эта мысль зарождается в моей голове так естественно, словно всегда была там. Так что я пою в ребенка мою собственную любовь. Я научилась этой любви на улицах Навиума, в боях за мой народ, который сражался за меня, а также в госпитале, исцеляя детей и уча их не бояться врага.

Сердце ребенка начинает биться в унисон с моим. Тело его становится сильнее. Я чувствую, как он толкает ножкой мою сестру изнутри, и с огромным облегчением оставляю их обоих.

– Хорошая работа, Сорокопут, – одобрительно говорит Князь Тьмы. – Теперь она уснет. Тебе тоже нужно поспать, если не хочешь, чтобы исцеление совсем лишило тебя сил. Постарайся пока держаться подальше от раненых и больных, если можешь. Иначе твоя магия будет тянуть тебя им на помощь. Она будет требовать, чтобы ты ее слушалась, использовала, вкладывалась в нее. Но ты должна отвергать ее призывы, иначе она тебя очень быстро разрушит.

С этими словами он исчезает, тает в воздухе. А я смотрю на Ливви, которая спит мирным спокойным сном, и на щеках ее снова играет румянец. Я осторожно прикасаюсь к ее животу, словно меня притягивает таинство жизни, сокрытой внутри. Глаза мои наполняются слезами, когда я чувствую еще один толчок маленькой ножки.

Мне хочется заговорить с ребенком, но тут занавески за кроватью шелестят. Я тут же хватаюсь за рукоять боевого молота, который висит на перевязи у меня за спиной. Звук исходит откуда-то из коридора, соединяющего спальни Маркуса и Ливии. Внутри у меня все сжимается. Я ведь даже не подумала о том, чтобы проверить этот ход и поставить часовых. Сорокопут, какая же ты дура!

Через мгновение в комнату с улыбкой входит император Маркус.

Может быть, он не видел, как я исцеляла Ливию… Может, он ничего не знает… Ведь уже прошло несколько минут, он не мог стоять тут и смотреть все это время… Князь Тьмы знал бы, что он здесь, он предупредил бы меня…

Но потом я вспоминаю, что Маркус сумел скрыть слова Пророков от Князя Тьмы, который заглядывал в его разум. Может быть, он научился закрываться и от самого джинна.

– Оказывается, ты кое-что от меня скрывала, Сорокопут, – говорит Маркус, и его слова убивают мою надежду. Я не сумела спрятать от него свою магию. – Ты же знаешь, я не люблю, когда от меня скрывают что-то важное.

Конечно, хранителем осколка Звезды должна была оказаться она. Кровавый Сорокопут. Не какой-нибудь мальчишка на конюшне или изнеженный придворный. Она не такой человек, у которого я могла бы просто украсть кольцо без долгих церемоний.

– Небеса, но как я могу забрать у нее кольцо? – Я в отчаянии меряю шагами внутренний двор кузницы. Ночь темна. Таурэ и Зелла сейчас в лагере беженцев, помогают людям, а мореходам и так достаточно проблем на сегодня, помимо несчастных книжников.